были исключительно с телом. Оно выходило кривым. И когда Виктор в очередной раз принялся стирать карандаш, Софья спросила:
– У тебя все хорошо? Помочь?
Ее слова подействовали на Виктора успокаивающие. Он отвел замученные глаза в сторону, ему хотелось слышать ее голос, но смотреть на эту несносную сложную позу – никогда.
– Пожалуй, не помешает. Я выбрал для тебя красивое, но такое ужасное, не поддающееся рисованию положение. Более того я даже не понимаю, что именно нужно исправить! Вижу, что набросок не похож на тебя, но не знаю, как сделать лучше.
Обычно Софья всегда узнавала, можно ли ей закончить позирование, но в этот раз без слов было понятно, что можно и нужно. Она подошла к нему и взглянула на обратную сторону мольберта. Снова это молчание, которое Виктор так ненавидел! Он ничего не сказал, позволил ей подумать, приглядеться. В душу закралась надежда, что Софья, даже если не поможет, морально успокоит. Он узнает, что на самом деле получается похоже и красиво, просто из-за непрерывного рисования в течение длительного времени глаза его затуманились, и ровная линия кажется ему кривой. Почему такое не может произойти? С замиранием сердца Виктор ждал ответа и вскоре получил его.
– Я поняла, – спокойно и с улыбкой произнесла Софья. – Ноги сделай длиннее, бедра и икры чуть шире. В остальном все хорошо. Исправь только это, дальше посмотрим.
Виктор смотрел на жену с нескрываемым изумлением. Софье ведь было не с чем сравнить изображение! Она говорила, как считала нужным. Он не мог понять правдивость ее слов, пока не сделает так, как сказала она. Пока не перерисует ноги.
– Спасибо, – и опять горький укол вины за произошедшее. Укол вошел в самое сердце, заставив Виктора, дабы удержать собственное достоинство в узде, подумать: она мстит ему. Мстит навязчивой добротой, заставляя чувствовать себя виноватым, в то время как зарождение проступка лежало на ней. Он всего лишь хотел нарисовать ее голой, не хотел делать ей ничего плохого, только нарисовать, а Софья превратила данное в нечто особой важности, едва ли не судебное деяние. Гнетущие мысли неприятным отпечатком отразились на лице, во взгляде и форме губ. И Софья, всегда замечавшая изменения в его настроении, заметила и в этот раз.
– Тебе нужно отдохнуть. Проветриться.
Несмотря на любовь к жене, ее подбадривающий тон, Виктор больше не настроен был что-либо делать. Спор утром оставил след, а неудачная картина добила то, что еще осталось. Он не знал, чего ему хотелось, но уж точно не продолжать рисование. Возможно завтра, но не сегодня. Если бы Софья была без одежды, – подумал он, – я выбрал бы для нее другую позу, с акцентом на грудь, более легкую. Все бы тогда получилось. Теперь перерисовывать не имеет смысла, иначе на холсте образуется дыра. Остается доделывать и надеяться, что получится, коль не прекрасно, то просто хорошо. Да, доделывать, но завтра.
То