я не смотрю вниз, мое дыхание успокаивается, голова перестает кружиться, и я легко разжимаю пальцы, отпуская металлическую опору. Главное – не смотреть вниз. Я отхожу от парапета, делаю шаг навстречу Чудику, смотрю ему прямо в глаза и не замечаю, как наступаю на белый лист бумаги для акварели.
– Ну, – говорю я и скрещиваю руки на груди.
– Ад, он на Земле. Нет никакого подземного царства, котлов и чертей, которые перемешивают суп из тебя. Люди вокруг – вот кто настоящие черти. И они сделают все, чтобы твое пребывание в Аду стало невыносимым. Души грешников рождаются снова и снова, чтобы страдать и все свои жизни мучиться от боли. За что мне это? Что такого я совершил? Почему я? Они не знают, не понимают – и это часть наказания. Ад на Земле. Просто когда ты живешь, ты знаешь, что рано или поздно это закончится. А после смерти понимаешь: это навечно.
– Кажется, что-то подобное было в «Гоблине». Самоубийцы становятся Жнецами Смерти. Странно, но они же забывают свою прошлую жизнь…
– Мы не в корейской дораме. Это все по-настоящему: Ад на Земле. Но самоубийцы не становятся никакими Жнецами Смерти. Они просто живут вечно, перерождаясь снова и снова.
– Все, с меня довольно, – говорю я, разворачиваюсь и подхожу к парапету, просто не смотрю вниз.
Чудик становится рядом, будто боится, что я вот-вот сигану.
– Самоубийцы попадают в Ад без очереди. Шаг в пропасть – бум – и ты начинаешь жизнь сначала. Никакой комнаты ожидания. Никакого суда и заседания, на котором проанализируют твою жизнь и решат, чего ты заслуживаешь. Никакой надежды на Рай. Никакого шанса. Ты просто сразу попадаешь в Ад и помнишь каждую секунду всего.
– И ты знаешь это, потому что… – я поворачиваю голову в его сторону и замолкаю.
Чудик выдерживает длинную паузу. Драматично, как в кино или телешоу перед объявлением победителя. А затем говорит:
– … 54 года назад я… В общем, не важно, как это произошло. Я лишил себя жизни и за это расплачиваюсь вечностью.
– Прости, но ничего глупее я еще не слышала.
На меня накатывает приступ смеха. Может быть, я и ку-ку, но не настолько, чтобы поверить в такую бредовую историю.
– Тебе сколько? – спрашиваю. – 17?
– Почти.
– И давно тебе почти 17? – не думала, что когда-нибудь смогу задать этот киношный вопрос в реальном мире.
– Мне почти 17 уже четвертый раз. И я не вампир, если что.
– Но все равно звучит бредово. Не находишь?
– Я и не надеялся, что ты мне поверишь.
– Тогда зачем это все рассказываешь?
– Чтобы ты не лишала себя жизни. Чтобы не повторила моей ошибки. Поверь, Ад – это отстой.
– Ты странный, – говорю я и поднимаю с пола бетонной крыши уже не белый лист для акварели – на нем отпечаток моего ботинка. Кажется, это лучшее, что я сотворила за последнее время.
Я рву бумагу в клочья и бросаю с крыши. Ветер подхватывает обрывки моей гениальности и разносит их по двору.
– Уходи, – говорю Чудику, – я не собираюсь заканчивать жизнь самоубийством.
Я