без потрясений. Но Франц-Иосиф был дряхл и страдал старческими недугами. Управлять делами он был уже не в состоянии. Очень многое в этой ситуации зависело от его советников. Однако и между ними не было единогласия.
Начальник Генерального штаба Франц Конрад фон Гётцендорф был известен тем, что на дух не переносил сербов. Непримиримая позиция «ястреба войны» даже привела к его временной отставке в 1911 году. Теперь он вновь требовал проведения скорейшей мобилизации против Сербии. Министр иностранных дел граф Леопольд фон Берхтольд шел еще дальше, полагая, что нападение на Сербию следует осуществить без объявления войны. Этот пятидесятилетний жуир, любитель породистых лошадей и элегантных костюмов, вовсе не был кровожаден. Но как истинный аристократ, он был крайне обеспокоен вопросом престижа Габсбургской монархии – «страны неправдоподобной», по его собственным словам. Ликвидация Сербии как самостоятельного государства представлялась ему лучшим решением всех больных проблем Австро-Венгрии – внешних и внутренних. Против немедленной войны выступал влиятельный министр-президент Венгрии граф Иштван Тиса, призывавший к осторожности и осмотрительности. По его мнению, следовало предварительно заручиться поддержкой остальных балканских государств и Румынии.
Наконец, был вопрос, который волновал всех: как отнесутся к предстоящей балканской заварушке в Берлине? Ведь Австро-Венгрия и Германия не были связаны между собой официальными военными обязательствами. Между тем германский посол в Вене граф Генрих Леонхард фон Чиршки-Бёгендорф почти неделю не давал никаких обнадеживающих заверений, поскольку сам не имел никаких точных инструкций.
В германских правящих кругах царило настороженное ожидание. «Весть об убийстве, – пишет Тирпиц, – произвела на нас всех тягостное впечатление. Ожидали, что преступление вызовет ту или иную форму возмездия, а, следовательно, и известную напряженность в европейских отношениях. Мировой войны я не опасался. Кто решился бы взять на себя ответственность за нее?».
Первые два дня после убийства эрцгерцога Вильгельм никак не выказывал свое отношение к случившемуся. Кажется, он колебался. Настроение его начало меняться 4 июля. В этот день он сделал свои пометы на докладе фон Чиршки, представленном рейхсканцлеру Бетману-Гольвегу еще 30 июня. Замечание посла о желании австрийских властей «раз навсегда основательно свести счеты с сербами» кайзер сопроводил припиской: «Теперь или никогда». А фраза Чиршки: «Я пользуюсь всяким поводом, чтобы сдержанно, но весьма настоятельно и серьезно предостеречь (австрийские власти) от необдуманных шагов» – вызвала у Вильгельма взрыв негодования: «Кто его уполномочил на это? Очень глупо! Это его совершенно не касается, так как это исключительно дело Австрии – думать о собственных шагах. После скажут, когда дело пойдет скверно: Германия не хотела!!! Пусть Чиршки соблаговолит оставить этот вздор! С сербами надо покончить и именно сейчас».
Чиршки