кровь. Она переливалась, покрытая острыми кристаллами, которые блестели под слабым, неестественным светом. Души, находящиеся в этом вязком водоёме, казались бесплотными, но их страдания были слишком реальными. Они барахтались, пытаясь найти хоть каплю покоя, но каждое движение лишь усиливало их боль. Кристаллы впивались в их сущности, оставляя на них незримые следы, и заставляли издавать приглушённые стоны, которые сливались в зловещую симфонию отчаяния.
Эти звуки эхом разносились над поверхностью чаши, превращаясь в нечто большее, чем просто крики. Это была музыка страданий, каждый аккорд которой говорил о боли, вине и безнадёжности. Она врывалась в разум, проникая глубже, чем любые слова, и заставляла землю вокруг дрожать.
К чаше подошёл ещё один демон, помощник Суртандуса. Его силуэт был невысоким, но в нём чувствовалась скрытая злоба и жёсткость, как у зверя, привыкшего к охоте. Его вытянутое лицо с заострёнными скулами и глазами, напоминающими два уголька, не выражало ничего, кроме холодного презрения. Зубы демона, острые, как иглы, поблёскивали в слабом свете, и каждый его оскал напоминал волчий.
Его одежда была столь же странной, как и он сам. Она состояла из множества тонких цепей, которые окутывали его тело, дребезжали при каждом движении и испускали слабый звон, предвещающий приговор. Эти цепи казались живыми, обвивая его ноги и руки, словно напоминание о его роли в этом мире.
– Новая партия прибыла, – произнёс он своим хриплым, рваным голосом, в котором чувствовалась скрытая радость от чужих страданий. Он протянул Суртандусу большую книгу, покрытую чёрной, как ночь, обложкой.
Суртандус принял её с безмолвным спокойствием. Книга была тяжёлой, её поверхность покрывали узоры, напоминающие венозную сетку, пульсирующую, будто у живого существа. Когда он раскрыл её, страницы, сделанные из странного материала, напоминали тончайший лёд и испускали слабое голубоватое свечение.
На страницах были написаны имена, каждая буква будто светилась собственным внутренним светом, слабым, мерцающим, как умирающая звезда. Некоторые из имён казались почти стёртыми, словно их владельцы потеряли даже свою сущность, другие, напротив, сияли ярче, как маяки предательства.
Суртандус медленно провёл взглядом по строкам, пока не остановился на одном имени.
– Генри Милдон, – произнёс он. Его голос звучал тихо, но в нём было что-то, от чего даже пар над чашей начал дрожать. Это был голос, полный власти, как раскат грома в глубине зимнего шторма.
Демон-помощник прищурился, его лицо исказилось в предвкушающей усмешке.
– Ах, этот будет кричать громче других, – сказал он, обнажая острые зубы.
Суртандус, не отводя взгляда от чаши, поднял руку. Его движение было медленным, почти ритуальным, но в нём ощущалась невероятная мощь. Над поверхностью воды возникло лицо. Это был Генри. Его черты, искажённые болью и страхом, напоминали потрескавшуюся маску. Его глаза, в которых ещё недавно светились гордость