себе отголоски предательства.
Для Суртандуса это было не просто работой. Его нельзя было назвать надзирателем или судьёй – он был чем-то большим, чем просто страж Валдмора. Он был скульптором, чьи инструменты – лёд, боль и время – превращали грешные души в их истинные образы.
Он стоял на одном из утёсов, возвышающихся над бездонной пропастью, которая дышала слабым светом затухающих душ. Его фигура, укрытая рваными тенями плаща, казалась частью самого ландшафта этого места. Демон медленно поднял свою когтистую руку и провёл ею по воздуху, как художник, вырезающий незримую форму.
Каждая новая душа, каждое предательство добавляли каплю энергии к его царству, расширяя его границы. Земля Валдмора отзывалась на эту энергию, раскалываясь и вытягивая из трещин новые формы. Иногда это были замёрзшие руки, судорожно пытающиеся ухватиться за несуществующий спасительный край, иногда – стонущие лица, появляющиеся на стенах ледяных обрывов.
Тьма вокруг была абсолютной, но для Суртандуса она не скрывала ничего. Он видел всё, каждый трепет души, каждую попытку побега, каждую слезу, которая мгновенно превращалась в ледяной кристалл. Эти кристаллы, падая на замёрзшую землю, наполняли воздух звоном, напоминающим хруст разбитого стекла.
Запах приближающегося Рождества – смесь хвои, холодного мороза и чего-то приторно-сладкого, как карамель, оставленная на морозе, – проникал даже сюда. Суртандус знал, что этот сезон принесёт с собой новых предателей. Их ложь, тщательно завёрнутая в блестящие упаковки, скоро раскроется, и тогда их души попадут в его сети.
Его взгляд, холодный и бесстрастный, устремился вдаль. Он видел больше, чем могли бы представить смертные: тонкие нити времени, связывающие души с их поступками. Он видел, как будущее переплетается с прошлым, как ложь, произнесённая шёпотом, становится громом, разрывающим сердца.
До наступления следующего сезона Суртандус оставался здесь, в тишине Валдмора. Но эта тишина не была безмятежной. Она была наполнена шёпотами, стонами, эхом шагов душ, которые бесконечно блуждали в поисках спасения, которое никогда не придёт.
Демон наблюдал, как души вновь и вновь осознают ужас своей природы. Это осознание не приходило мгновенно. Оно вырывалось из их сущности медленно, как свет из-под толстого слоя льда. Каждый миг их страдания был для Суртандуса напоминанием о том, что предательство – это не просто поступок. Это часть души, её искривление, которое невозможно исправить.
Это был его мир. Его замёрзший, мёртвый, но вечный дом. Валдмор не требовал тепла или света, не нуждался в обновлении. Он был неизменным, как сама природа греха. Даже запах этого мира – сырость, пепел, отголоски прошлого – был неподвижным, словно застывшим в вечности.
Суртандус знал, что его роль здесь была важнее, чем просто наказание грешников. Он не карал их. Он раскрывал их. И каждый из них, оставаясь в этом мире, становился частью великой симфонии Валдмора, где каждая нота была исполнена боли, но звучала в безупречном такте вечности.
ГЛАВА