рукавом, и ни ветер тебя не сдует, ни дождь не промочит, до конца дней можно не заботиться о пропитании и одежде. Голос у Сисуя был звонкий, и бабка велела ему изучать положительное мужское амплуа. Однако Сисую после поступления в труппу петь разонравилось, а еще более ему опротивела роль положительного героя. Из пяти амплуа – положительного мужского, женщины, военного, старика и шута – ему нравился только шут, ему казалось, что шут, что бы он ни нес – культурные ли речи, боевые ли искусства, – и есть самый интересный персонаж на сцене. Ведь стоило показаться шуту, как в зале заливались смехом, а появление других персонажей, певших так, что пробирало до глубины души, часто вызывало у людей слезы и приводило в грусть.
Чжоу Яоцзу не нравилось, что сыну предстоит обретаться среди мастеров Грушевого сада[25], в его глазах такое пропитание в горло не полезет, но ему не хотелось перечить матушке – оставалось лишь со стороны наблюдать за страданиями сына. Дети, состоявшие в труппе, и питались, и жили прямо в театре, и даже если родной дом находился прямо перед глазами, все равно могли вернуться туда только на новогодние праздники. Едва лишь Чжоу Яоцзу приходило на ум, что сынишке предстоит учиться до выпуска аж шесть лет, как они с женой полночи вздыхали о таком-то несчастье. Однако до возвращения Сисуя домой из театральной труппы прошло всего лишь три года. Это случилось, когда бабушка прознала, что внук сменил амплуа на шута, целые дни тренируется стоять на руках, кувыркаться, принимать позу всадника, читать монологи, при этом в искусстве пения он ничуть не продвинулся. Все это рассердило женщину, и она заявила, что семейство Чжоу – люди благопристойные, появление в семье развеселого шута – сплошной позор, уж лучше внук ничему учиться не будет. Так Сисуй с большой радостью вернулся домой.
На самом деле если бы бабка не разрешила ему вернуться, он все равно сбежал бы из труппы. Обращение наставника с юными учениками было воистину суровым. Кроме обучения театральному дело им еще приходилось терпеть понукания учителя: прикажет помассировать ему спину – приходилось массировать спину, велит помыть ему ноги – приходилось мыть ноги, иногда даже заставлял чесать ему, где зудело, или нагревать опиум для курения. Страшнее всего было, когда наставник харкал, ведь плевок надо было поймать ладонью; он говорил, что так тренирует их зрительную реакцию и ловкость движений. Если ученик не словил плевок, то ему на макушку водружали наполненный просом медный треножник-курильницу и заставляли два часа стоять навытяжку. А тому, кто рассыпал просо или ронял курильницу, не избежать было угощения кожаной плеткой.
Когда Сисуй вырвался из труппы, однолетки не осмеливались с ним играть, боясь его рассердить, ведь, поднаторев в боевых искусствах, он мог одним приемом лишить их жизни. По той же причине Сисуй казался более одиноким, чем другие дети. Чжоу Яоцзу отправил его в школу, но мальчик проучился