уж плох. Отдельным старшеклассникам даже собственные комнаты предоставляют.
– Мои родители и сейчас живут в старом доме. – (Ханна – Джона ведь заметил! – на этих словах оживилась.) – Папа – пенсионер, – продолжала Вайолет, – а мама… у нее свой бизнес. Магазинчик хозтоваров на…
– Так это ей принадлежит «Мэллориз»? Мы обожаем этот магазин. Погодите, Вайолет. Неужто ваша мама – та очаровательная блондинка с парой собак на переднике? Забыла, как порода называется…
– Лабрадоры. Да, это она и есть. Я вот что хочу сказать, Ханна. Я… В общем, мама не в курсе… ну, вы понимаете. Так вот, я была бы вам очень обязана, если бы вы… Ну, словом, я надеюсь…
Из Ханны будто воздух выкачали.
– Разумеется, я вас понимаю, – процедила она.
– Это только на время. Я обязательно… – Вайолет снова принялась дергать свои кольца. – У меня три сестры.
– Три, – повторила Ханна.
Джоне вспомнилась другая ее фразочка – «бесконтрольное размножение».
– Мои родители – католики, – виновато пояснила Вайолет и сразу спохватилась. – Не в смысле – упертые католики, не подумайте. Обыкновенные, среднестатистические – без этого вот фанатизма. Просто о контрацепции понятия не имеют, и все. А вообще люди как люди.
– Я слыхал, что привычка трахаться без резинок передается по наследству.
Вырвалось будто против воли. Нет, честное слово, Джона этого не хотел. У Ханны лицо перекосилось – вот-вот заплачет. И у Вайолет, кажется, слезы близко, хотя по темноглазым труднее судить.
– Джона, – выдохнула Ханна. Даже не пнула его под столом, как раньше. Вот это, наверно, она и имела в виду, объясняя Джоне про самосаботаж.
– Все в порядке, – зачастила Вайолет. – Нет, честно. Так и есть на самом деле. Только… большое спасибо, мне, кажется, пора идти. Номер сотового я вам оставила. Звоните в любое время.
Вайолет поднялась. Ханна беспомощно взглянула на Джону.
– Круто, – ляпнул он. – Спасибо за деньги.
Вайолет буравила его взглядом, поддергивая на плече ремешок сумочки.
– Очень приятно было с тобой встретиться.
– Побудьте еще! – почти взмолилась Ханна, вставая.
Джона заметил степень ее волнения. Стыдно сделалось – хоть провались.
– Он не то имел в виду, Вайолет. Просто в нашем доме острят по поводу и без и юморок у нас весьма эклектичный.
– Дело не в этом. Мне просто пора ехать за детьми.
– Я вам позвоню, – с безнадежностью в голосе произнесла Ханна.
Вайолет кивнула:
– Конечно. В любое время.
Пристраивают, как щенка или комод какой-нибудь, с горечью думал Джона. И лишь на том основании, что женщина, произведшая его на свет, оказалась не готовой к роли матери; на том основании, что жизни приемных родителей отнял виадук. Джона вообще не знал, что он не родной, пока не погибла его мама – та, другая, с мягкими рыжими волосами, с фирменной «колыбельной» о том, как одного дяденьку держит в Мобиле мемфисский блюз[20]. Джона не просил, чтоб его рожали, равно как и чтоб