ему тогда было?
– Четыре года.
– Господи. Значит, с тех пор он…
– Вот-вот. По патронатным семьям кочует. Одно время в Лэтроп-хаусе жил. Помнишь, когда мы еще в начальной школе учились, был там один малыш – мама на него без слез взглянуть не могла? Помнишь, а, Вайолет?
Не в силах ответить, Вайолет кивнула. В голове вертелась цифра: четыре года!
– Так вот, в этом-то Лэтроп-хаусе он и познакомился с Ханной. Мать-земля! Эта Ханна – она вообще не от мира сего. Тем не менее в патронате ей не отказали. Сейчас они живут в полумиле от наших родителей.
– Вот блин.
– И впрямь, других слов просто нет. Ханна говорит, что-то все время не срасталось с бумажками. Бюрократический бардак у них там. При нормальных обстоятельствах он бы снова был усыновлен, а вот же. Его мотало по патронатным семьям – знаешь, из тех, что берут детей ради пособия. По словам Ханны, ничего фатального с ним не случилось. Она вот как выразилась: ему повезло. Конечно, с учетом обстоятельств. Лично я даже думать не хочу, что за таким везеньем стоит и какое бывает НЕвезенье. Короче, он оказался в Лэтроп-хаусе, и Ханна его оттуда вызволила. Он живет у них с мужем целых полгода. Ханна утверждает, он тихоня: не видно его и не слышно, можно забыть, что он вообще в доме находится. И у меня сложилось такое же впечатление.
– Господи боже мой!
А если бы Уотту пришлось пройти через систему вроде этой? Непредставимо. Ни Уотта, ни Эли она не в силах вообразить в обстоятельствах, хотя бы подразумевающих нестабильность. «Гляди, Вайолет, – могут открыться двери, которые ты предпочла бы навсегда оставить закрытыми» – вот что сказал ей Мэтт нынче утром.
– Подытожим: несмотря ни на что, он очень мил. И на удивление покладист.
– Как его…
– Как его зовут? – Венди расхохоталась – громко, даже утробно. – А, черт! Мне следовало с этого начать. С имени. Джона его зовут. Фамилия, увы, Бендт. Видишь, как парня припечатали, – имечко для сантехника было бы в самый раз, тебе не кажется?
Джона. Вайолет беззвучно произнесла имя по слогам, пробуя на вкус, приноравливая к нему губы. Нет, сама она так сына не назвала бы. Впрочем, тогда она запрещала себе даже думать об именах, так что, по большому счету, ни одно имя не считалось соответствующим ее личному вкусу. Теперь бы еще соотнести юношу в ресторанном патио с мутным изображением на снимке УЗИ – том единственном, на который Вайолет позволила себе взглянуть.
Не должно было этого произойти. Вайолет столько трудов приложила, чтобы прошлому – этому конкретному событию – не было хода в ее тщательно распланированную жизнь. Ни единой молекулой чтобы он сюда не проник, не нашел ее. Хотя сама она, конечно, о нем вспоминала – нечасто, раз в неделю примерно. И нет, нет – только не сейчас, когда ее муж стал партнером в серьезной фирме, когда она сама сблизилась с эванстонской элитой, когда один ее сын уже ходит в садик, а другой, не успеешь оглянуться, его догонит.
– Кстати, я вообще это к чему? – продолжала между тем Венди. – К тому, что ситуация складывается непростая.
– Я поняла, –