бы «Нетфликс», а питалась хрустящими рогаликами из «Пенниз» и чувством удовлетворения, что имеет право не отвечать на звонки – пусть мобильник хоть лопнет от натуги. Но это потому, что Лизе было известно, что такое настоящая усталость.
Ее другое напрягало – нежелание Райана стремиться и добиваться. Бесило наличие в Райане потенциала, чуть ли не пинками загоняемого на дно самим же Райаном, однако превозносимого целым рядом уважаемых и одаренных людей. Люди эти, в частности, применяли к Лизиному гражданскому мужу эпитеты вроде «на редкость талантливый» и «многообещающий». Лиза психовала из-за отговорок Райана, из-за пофигизма, из-за того, что он не желал взглянуть на себя ее глазами, увидеть все хорошее, что видела в нем она.
– Ты такой умный, – сказала она однажды. Они по Лизиному настоянию ужинали как нормальные люди – за столом, и ужин был нормальный, а не эта вечная сухомятка. – Ты одарен свыше, Райан. Тебе под силу то, что тысячам и тысячам кажется невыполнимым. Неужели ты сам этого не знаешь?
– Дело не в одаренности. Дело в полезных знакомствах, – возразил Райан.
– Которые у тебя есть.
– Тебе не понять, Лиза. Только без обид. Не понять, и все тут.
Нет, от Райана и польза была. Хозяйственная. Например, он превосходно складывал выстиранное белье – уголок к уголку, носок к носку. Периодически мыл машины и пылесосил в доме. Выкручивал перегоревшие лампочки и вкручивал новые, говорил по телефону с Лизиными родителями, избавляя Лизу от этой повинности. Лиза честно старалась испытывать благодарность. Целовала Райана в шею, мурлыкала: она, мол, сама бы нипочем не вспомнила, что пора масло менять. Допустим, это правда, но стоит ли подобных славословий? Впрочем, по большей части Лиза, открыв дверь своим ключом, заставала Райана либо уткнувшимся в телевизор, либо оцепеневшим перед лэптопом и каждый раз, прежде чем просто сказать «привет», несколько тяжких секунд занималась когнитивной реструктуризацией. Потому что, хотя дом куплен частично на его деньги, на оплату коммунальных счетов стабильно отстегивала Лиза, и только Лиза. Потому что один старшекурсник домогался Лизы, а сделать она ничего не могла, поскольку нахал – протеже самого завкафедрой. Потому что нужды Лизины были ничтожны – вернуться домой и за бокалом вина выговориться перед кем-нибудь. Увы, ее «кто-то» подсел на «Декстера», с декабря ходит в одних и тех же серых спортивных штанах и глух к неприятностям среднестатистических работающих граждан, ибо его переживания несравнимо драматичнее.
Ни родителям, ни даже себе самой Лиза этого объяснить не могла. Как расскажешь о боли – физической, в буквальном смысле до ломоты в костях, – о той боли, когда целуешь мужа, а он отворачивается и бубнит: «Давай не сейчас»?
Или вот сегодня. Лиза – в тридцать два года! – становится штатным профессором. Прилетает домой – улыбка до ушей, в сумке мороженое-сэндвичи из «Мамблз» и бутылка пино-нуар за шестьдесят восемь долларов (от шампанского у Лизы мигрень).