увлечения чужой женой ничуть не уменьшала его негодования.
Он снова прижался ухом к двери и внимательно прислушался. Возможно, они прятались внутри. Возможно, этот шарлатан Казмах был сообщником сэра Люсьена. Возможно, это было тайное место встречи.
В явной нелепости такого предположения он был слеп в своем гневе. Но то, что он беспомощен и одурачен, он осознал; с последним проклятием он повернулся и медленно спустился по лестнице. Томительная надежда развеялась, когда, оглядываясь направо и налево по Бонд-стрит, он не заметил пропавшей пары.
Таксист вопросительно взглянул на него.
– Вы мне не понадобитесь, – сказал Грей и протянул ему полкроны.
Занятый своими ядовитыми догадками, он так и остался в неведении относительно присутствия неясной, сутулой фигуры, притаившейся за перилами аркады, соединявшей старую Бонд-стрит с Альбемарл-стрит. Незнакомец также не желал привлекать внимание Грея. Большинство магазинов в узком переулке были уже закрыты, хотя цветочный магазин на углу оставался открытым, но тень, лежавшая вдоль большей части аркады, была использована бдительным наблюдателем с максимальной пользой. Из ниши, образованной дверью магазина, он выглядывал на Грея, на которого падал свет уличного фонаря, и с неослабевающей бдительностью изучал его лицо и движения.
Постояв несколько мгновений в нерешительности, Грей зашагал в сторону Пикадилли. Маленький человечек осторожно вышел из своего укрытия и посмотрел ему вслед. Из темного подъезда в десяти шагах от Бонд-стрит показалась грузная фигура и зашагала в нескольких ярдах позади Грея. Маленький человечек благодарно облизнул губы и вернулся в подъезд под помещениями Казмаха.
Дойдя до Пикадилли, Грей некоторое время стоял на углу, не обращая внимания на толкущихся прохожих. Наконец он перешел дорогу, дошел до ресторана «Принц» и вошел в вестибюль. Он взглянул на наручные часы. Они показывали семь двадцать пять.
Он отменил заказ столика и стоял, угрюмо глядя в сторону входа, когда двери распахнулись и вошел человек, который шагнул к нему, протягивая руку:
– Рад тебя видеть, Грэй, – сказал он. – В чем дело?
Квентин Грей недоверчиво уставился на говорившего и с явной ноткой приветствия в голосе ответил:
– Сетон! Сетон Паша!
Хмурый взгляд исчез со лба Грея, и он сжал руку собеседника в знак сердечного приветствия. Но:
– Придерживайся простого Сетона! – сказал новоприбывший, быстро оглядываясь по сторонам. – Османские титулы не в моде.
Говоривший был человеком с яркой индивидуальностью. Выше среднего роста, хорошо, но худощаво сложенный, лицо Сетона Паши было выжжено до более глубокого оттенка, чем способен выдать ветреный английский солнцепек. Он носил аккуратно подстриженную бороду и усы, бронза на щеках подчеркивала яркость его серых глаз и делала очень заметным легкий иней на темных волосах над висками. От него исходила непередаваемая атмосфера уверенного человека, которого можно иметь рядом с собой в трудной ситуации, и, глядя в это мрачное лицо,