которое светиться под латами само по себе и манит его к обрыву, через поле, где идет резня, стало чем-то тайным, сокровенным и невыразимо жестоким. О нем никому нельзя было говорить, язык бы не послушался, его страшно было видеть во снах, но и не увидеть было тоже страшно.
Сохнущая рука, на которой пробивались живые шиповидные наросты, реагировала на мысли о Деннице вспышками незатихающей боли. Бертран уже не мог шевелить этой рукой, ее будто не было вообще, но высохшее пепельное существо, в которое она превратилась, казалось, жило теперь само по себе. Оно паразитировало на ослабленном теле, угрожая сожрать его, как грибок.
Бертран был слишком слаб, чтобы зажечь свечу или дотянуться до кинжала. Он даже не мог рассмотреть в темноте, что за гадкая тварь подобралась к его руке. И сил, чтобы отогнать ее у него тоже не было. Он пытался разглядеть странную крупную крысу и не мог, но свеча у изголовья его кровати вдруг вспыхнула сама по себе, выхватив из темноты мелкий переплет окна, бурую медвежью шкуру на полу, резное кресло и жуткого рогатого бесенка, перегрызающего его бинты.
Крик застрял у него в горле. Подобные существа ему лишь снились, но в жизни он прежде ничего подобного не видел и даже не подозревал, что такая мерзость существует. В его снах такие твари поедали трупы на поле боя. Уж не сон ли и это? Нет, острые похожие на иголочки зубы вонзились в нарост на его руке и боль, пронзившая раскаленной стрелой все тело, оказалась вполне реальной. Значит не сон. Кровожадное существо усмехнулось, кривоватые рожки на его голове дернулись, черная пепельная кожа на бесформенном теле с хвостом и когтями в свете свечи отливала чем-то зеленоватым.
– Лепрехун! Всего лишь! – произнес вдруг четко красивый и звонкий голос. Он напоминал эхо небесных сфер и заоблачных мелодий, только в нем наряду с равнодушием звучало и нечто жестокое. В следующий миг Бертран увидел, как блеснуло острое зеркально отражающее комнату лезвие. Он приготовился к худшему. Сейчас меч полоснет по его шее, и изящная рука, сжимающая золотую рукоять в меча в следующий миг будет сжимать уже его отрубленную голову. Он прикрыл глаза в ожидании расправы, но удара не последовало. Лезвие плавно опустилось вниз, и раздавшийся вдруг гадкий пронзительный писк отдался в болью в его ушных перепонках.
Когда Бертран раскрыл глаза, мерзкое существо недавно обгладывавшее его руку, уже в предсмертных судорогах извивалось на кончики великолепного меча. Зеленое личико болезненно корчилось, но лепрехун не умирал. Сколько же будет длиться его агония? Всю вечность? Бертран невольно содрогнулся от ужаса и отвращения, а существо подцепленное мечом все еще продолжало корчиться и извиваться, но с меча ему было не соскочить.
– Они бессмертны, эти твари, как видите, – равнодушно пояснил все тот же прекрасный голос. При всей его мелодичности, он казался удивительно жестоким. Такому хладнокровию стоит позавидовать.