ему в правое плечо. – Не узнаю эмблему на твоем жеребце – он новый?
Разрушитель Небес явно старый как смертный грех. А Ракс подчеркнутым дружелюбием загоняет меня в угол, откуда нет выхода, и это угнетает. Давит. Солнечный Удар завис между воротами арены и мной.
Мои первые слова, обращенные к нему, звучат скованно.
– И давно ты за мной следишь?
Он издает рокочущий смех.
– Вообще-то только что появился здесь. Слинял, чтобы не ходить к другу на свадьбу, – понимаю, некрасиво поступил, но не от нас зависит, когда вдруг накатит желание проехаться верхом. – Он делает паузу. – Готовишься к важному дню?
Да.
– Нет.
Он прищелкивает языком.
– Очень жаль. Неплохо маневрируешь, сразу академия вспомнилась. Может, увидимся лет через десяток, – да, инструктор?
Наглец. Хотя выражается он не так изысканно, как другие благородные, но его слова сочатся тем же наглым высокомерием, будто он убежден, что все наездники должны знать, кто он такой и каких успехов достиг. Солнечный Удар держится так же, как Ракс: вальяжно, непринужденно и уверенно.
У меня невольно вырывается:
– Мы встретимся раньше, чем ты думаешь.
Снова этот смех, от которого пробирает до костей.
– Это что, вызов? Если хочешь, можем попробовать прямо здесь и сейчас.
Он указывает в сторону тренировочного ристалища с тускло светящимся генгравом и шестиугольными платформами по обе стороны от него, в тени двух гигантских, похожих на скелеты фигур автоматических манекенов, изображающих боевых жеребцов. Сражаться с ним я не в состоянии. Я вся в поту и изнемогаю от усталости. Голос Дравика где-то в дальнем углу сознания убеждает меня не обращать на Ракса Истра-Вельрейда внимания. В нашем графике он не значится.
Но моему телу все равно, оно загорелось.
– Выиграет тот, кто нанесет манекену наибольший урон, – говорю я. – Без копья.
На этот раз его смех звучит недоверчиво.
– Предлагаешь проверить, кто лучше в кулачном бою?
– А что, тебе это не по зубам?
– Нет. Беру того, что с земной стороны. А тебе дам небольшое гравитационное преимущество.
– Ка-ак любезно, – отзываюсь я.
Мы включаем двигатели и направляемся в разные стороны ристалища: он – в земную, то есть к Эстер, я – в звездную, к открытому космосу. У меня ноют все кости, но менять решение слишком поздно. Я не позволю, чтобы какой-то благородный считал, будто он лучше меня, даже если он звезда вроде Ракса. Я стучу пальцем по визу, чтобы привести в действие манекен на моей стороне для Ракса, и тогда он снова подает голос:
– Ты не против, если я спрошу, как тебя зовут?
– Против. – Я касаюсь кнопки «Принять» и легким движением отдаляюсь от платформы. – Манекен готов, действуй.
– Прямиком к делу. В наездниках мне это нравится.
– Что тебе нравится, меня нисколько не интересует.
Он смеется:
– Ого, какая откровенность.
Я вскидываю подбородок.
– Так