– немного высокомерному и гордому уже почти юноше было так интересно с деревенскими мальчишками, которые его лет на пять младше, что он проговорил с ними до самой ночи. Разумеется, что Тишечке они показались так интересны, что он называл их исключительно как: Ржаной и Ухо, а имена спросить просто забыл. Всё так и было.
Всё грядущее, радостное или печальное, всё, что случилось уже и случится ещё только, могло бы не произойти. Правда. Могло бы, если бы Елена Алексеевна, схватив меч, надев волшебные доспехи и куртку мужа своего повязав вместо плаща на шею за шнурки капюшона, на белом коне бы бросилась прямо в лес, на скаку разрубая крючковатые ветви и лапы чудовищ, добралась бы до логова тьмы и в смертельном бою отстояла б любимого внука. Или если бы бесконечная любовь её, тяжёлой пеленой закрывшая глаза, спала, то хватило бы мудрости Елене Алексеевне на Тихона надеть до утра свой собственный крестик, уложить его на свою старую, советскую ещё кровать спать под образки, а утром первым же автобусом выехать из Вареновки. Но любовь помешала увести Тихона с его пути. Так что и сам Тихон позднее не раз ещё думал над тем, существует ли другая судьба, кроме той которая избирает нас.
Глава 3. Вакханка
Тихон спал. Ему снились корабли, книзу заросшие полипами, бороздящие дальние страны. Сотнями они проплывали мимо. А он всё стоял на причале и чего-то судорожно, нетерпеливо ждал. Тихон, Тишечка, Тиша – этот маленький мальчик, который, казалось, миллиард бы лет простоял на той вечной пристани и так и был бы миллиард лет мальчишкой. Он знал, что каждый из тех бессчётных кораблей проплывал там, куда на небо ночью поднимаются другие, нездешние звёзды. И Тиша верил, что однажды он оставит свою колыбель, резные игрушки и детские вещи. Он соберёт чемодан, конечно, чего-то забыв положить в саквояж. А потом и его бросит, впопыхах запрыгнув на один из кораблей. Этот деревянный верный конь на волнах его понесёт через сотни миров. И вот ему показалось, как далеко-далеко на горизонте выросла мачта того корабля. Его корабля. И Тихон проснулся.
Небо за окном было яркое и безоблачное, действительно весеннее. По комнате бродили лучики, в свете которых играло детство. На столе, забитом старыми книжками, на полу, где под кроватью до сих пор лежали пыльные покинутые и Тишей, и самим Богом детальки конструктора, на деревянном подоконнике, где когда-то любил развалиться давно уже почивший кот Барс, – по комнате носилось туда-сюда прожитое детство. Тихон встал быстро и бодро, рывком сбросил одеяло и бросился к стулу, к развешанной на спинке одежде. Он, быть может, впервые за свои пятнадцать лет, поступил по-мужски. Он наконец был с собою честен. Тихон точно знал с сегодняшнего дня две вещи. Во-первых, Гниль для него равна яду, равна смерти. Она сама спит в могиле и его заберёт с собою, спать уложит под холодную мёртвую руку, под дубовую доску. Во-вторых, это не он ей, это она ему нужна. Как хочет жаждущий пить, он – живой – он хочет жить. Чем ему прежняя жизнь мила? Друзей – тут он прав – нет. Родителям – тут он не прав, как не прав