шедевры и, хотя ему и было всего-то лет тридцать, что не так уж и много по меркам древней деревни, для Тиши он казался таким же вечным, как и сама хранительница негаснущего очага. Да и сам дом Тише казался неприступной бессрочной обителью, хотя раньше он, если честно, никогда не задумывался о смерти и бессмертии. Нет, конечно, его, как и многих чувствительных мальчиков, посещали мысли о кончине. Он даже по заветам Гекельберри Финна иногда тешил себя мечтами о том, как будут горевать его близкие при его скоропостижной гибели. Но вот о конце кого-то или чего-то другого помимо себя он никогда не думал. И уж точно даже не мечтал о бессмертии. А между тем, что есть бессмертие? Дед, чью куртку Тихон сейчас носит как свою накидку, уже почил в мир иной. Почил и Барс. Елена Алексеевна, да и сам он – Тихон – однажды уйдёт туда, откуда нет возврата. А куртка, пропитанная потом и волей сильного человека? Она уйдёт? Конечно, истлеет, исчезнет. А дом? И дом однажды уйдёт: покинет печальный потомок – последний хозяин, навсегда ушедший туда, где его ещё не было, просядет крыша под тяжёлым снегом в суровую зиму, просочится в подпол вода, вымыв основу, покосятся стены и всё рухнет. Так что вечно? Вот окно – большое, но разбитое на квадратики белыми деревянными перегородками. И помутнеют когда-нибудь эти стёкла, как помутнеет взор мертвеца. Но солнце, что встаёт и заходит? Оно же много-много дней бежит по небу от одного горизонта к другому. Не бессмертие ли это? Наверное, нет, ведь и оно когда-то погаснет. Но если ни люди, ни вещи, ни даже небесные светила не бессмертны, тогда что же? Тихон не знал. Мысли эти ему были тревожны, казались лишними. Он отогнал их, как мог бы отогнать кошмар, зажмурил глаза так, как закрывают окна при надвигающейся бури. Тишечка вдохнул запах куртки. Глубоко. Спокойно. Затем вытащил кухонный нож из белого ящичка под синей столешницей и вышел прочь.
На дворе было прохладное апрельское утро, особенно приятное глазу. Снега уже не было, по земле бежали и игриво плескались на камушках и осколках кирпичей ручейки. Тихон вышел со двора и не оглядываясь бросился к лесу. Он нёсся быстро и бодро, словно дикий, неподвластный кнуту или прянику хитрого конокрада зверь. Его обдувал южный тёплый ветер, который, как и вчера, что-то неразборчиво бормотал. Тихон, вчера ещё узнавший о волшебной стороне реальности, тонкими нитями пронизывающей бытие, догадался, что и в ветре том был какой-то тайный смысл.
Деревню он покинул довольно быстро и уже скоро скрылся за деревьями. Тихон добежал до того места, в котором впервые встретился с Гнилью, но там уже совершенно сбился с пути. Царица дорогу предрекла через деревянный мост за старым кладбищем, но Тихон, сколько бы ни провёл здесь в глубоком детстве солнечных и радостных дней, никогда не слышал и не видел даже погоста, не говоря уже о мостике. Сколько бы ни силился он, Тиша не мог вспомнить, чтобы хоть раз он видал, как в последний свой путь отправляются деревенские старцы. Как бы ни старался, не мог рассмотреть среди плотного строя высоких елей тропу. Чем дольше он стоял без