сторону замерзшего Y. * (Произносится как «глаз»), рукава Зейдер-Зее.} Лёд на канале был идеально ровный, но деревянные полозья Ганса, которые так скоро должны были быть отброшены, уныло и прощально скрипели, когда он скользил на них. Пересекая реку, он не мог не заметить, как навстречу ему мчится важный доктор Букман, самый знаменитый врач и хирург Голландии. Вилсон никогда раньше не встречался с ним, но видел его гравюры на многих витринах магазинов в Амстердаме. Это было лицо, которое невозможно было забыть никогда. Худой и долговязый, хотя и голландец по происхождению, с суровыми голубыми глазами и странно сжатыми губами, которые, казалось, говорили: «Улыбаться со мной запрещено», он, безусловно, не отличался особой веселостью или общительностью, да и хорошо воспитанный мальчик не стал бы приставать к нему без приглашения. Но Гансу приказывала, и это был тоже голос, к которому он обязан был прислушаться, – его собственная совесть.
«Вот пред тобой величайший врач в мире! – прошептал голос, – Его послал тебе сам Бог. Ты не имеешь права покупать коньки, когда мог бы за те же деньги купить помощь своему отцу!»
Деревянные полозья радостно заскрипели. Сотни красивых коньков сверкнули серебряными полозьями и исчезли в воздухе над ним. Он почувствовал, как деньги защекотали его пальцы. Старый доктор выглядел устрашающе мрачным и неприступным. Сердце Ганса забилось и очутилось где-то в горле, но, проходя мимо, он нашёл в себе силы крикнуть:
– Минхерц Букман!
Великий человек остановился и, выпятив тонкую нижнюю губу, хмуро огляделся по сторонам. Теперь Гансу должно было прийтись несладко.
– Минхеер, – задыхаясь, проговорил он, приближаясь к свирепому на вид доктору, – я знал, что вы не кто иной, как знаменитый Букман. Я должен попросить вас о большом одолжении…
– Хамп! – пробормотал доктор, готовясь проскочить мимо незваного гостя. – Прочь с дороги! У меня нет денег – я не подаю нищим!
– Я не нищий, минхерц! – гордо возразил Ганс, в то же время с важным видом доставая свою серебряную монету, – Я лишь хотел посоветоваться с вами о моём отце. Он живой человек, но сидит как мёртвый. Он не может думать. Его слова ничего не значат, но он не болен. У него не работает голова! Он упал на каменную дамбу!
– Эй? Что? – воскликнул доктор, начиная прислушиваться. Ганс рассказал всю историю бессвязно, и пока говорил, раз или два смахнул слезу, пока наконец не закончил серьёзно:
– О, пожалуйста, повидайтесь с ним, минхерц! С его телом всё в порядке – это только его разум покалечен! Я знаю, что этих денег недостаточно, но возьмите их, минхерц! Я заработаю много больше, я знаю, что заработаю! О! Я буду трудиться для вас всю свою жизнь, только вылечите моего отца!
Что случилось со старым доктором? Его лицо просияло, как как будто освещённое солнечным светом. Глаза у него теперь были добрые и влажные; рука, которая совсем недавно сурово