невозмутимым и, казалось, считал, что маринование – это лучшее, что можно сделать в данных обстоятельствах с высокопоставленными джентльменами.
– Да, он их замариновал, и можно подумать, что это был последний из молодых джентльменов. Но нет. В ту ночь святому Николаю было чудесное видение, и в нём он увидел, как хозяин дома режет детей купца. Ему, знаете ли, незачем было торопиться, ведь он был святым, но утром он отправился в гостиницу и обвинил хозяина в убийстве. Тогда злой хозяин признался во всём от начала до конца и упал на колени, умоляя о прощении. Он так сожалел о содеянном, что попросил святого вернуть молодых мастеров к жизни!
– И святой отец сделал это? – восхищенно спросила Гретель, прекрасно зная, каков будет ответ.
– Конечно, он это сделал. Кусочки маринованной ботвы мгновенно разлетелись в разные стороны, и юные джентльмены, как пробка из бутылки выскочили из бочки с рассолом. Они припали к ногам святого Николая, и он благословил их, и… о! Помилуй нас, Ганс, если ты не отправишься в путь сию же минуту, стемнеет раньше, чем ты вернешься! Аминь!
К этому времени тетушка Бринкер почти запыхалась и совсем забыла о петлях. Она не могла припомнить, когда бы видела, чтобы дети вот так бездельничали целый час днём, и мысль о подобной роскоши приводила её в ужас. В качестве компенсации она теперь носилась по комнате с невероятной поспешностью. Подбросив в огонь кусок торфа, она сдула невидимую пыль со стола и кинула готовый носок Гансу, и всё это в одно мгновение…
– Иди сюда, Ганс! – сказала она, когда мальчик задержался у двер, – Ну, и что тебя держит?
Вилсон поцеловал пухлую щёку матери, всё такую же розовую и свежую, несмотря на все её беды и горести.
– Моя мама самая лучшая в мире, и хотя я был бы очень рад получить пару коньков, но, – и, застегивая куртку, он с беспокойством посмотрел на странную фигуру, скорчившуюся у камина, – если бы на мои деньги можно было привезти врача (доктор по-голландски, которого низшие классы называли мейстером.) из Амстердама, чтобы показать ему отца, ещё можно было бы что-то поправить!
– Ганс, врач не пришел бы и за вдвое большую сумму, да и толку от этого не было бы никакого! Ах, сколько гульденов я однажды потратил на это, но дорогой, добрый отец так и не захотел проснуться. На всё воля Божья! Беги, Ганс, купи коньки!
Вилсон начинал путь с тяжелым сердцем, но, поскольку сердце у него было молодое и находилось в юной, мальчишеской груди, не прошло и пяти минут, как он начал весело насвистывать. Его мать сказала ему «ты», и этого было вполне достаточно, чтобы даже пасмурный день стал солнечным. Голландцы не обращаются друг к другу с нежностью, как это делают французы и немцы. Но госпожа Бринкер в детстве вышивала для гейдельбергской семьи, и она принесла это «ты» в свой грубый дом, чтобы использовать его в моменты особой любви и нежности. Поэтому «Что удерживает тебя, Вилсон?» – эхом отозвалось в песне, которую мальчик насвистывал, и заставило