того, господа так строги к нам, беднякам, что, если бы они увидели такую вещь в наших руках, даже если бы мы всё рассказали, как она к нам попала, они всё равно стали бы подозревать отца…
Ганс вспыхнул от гнева.
– Они не посмеют сказать такое, мама! Если бы они это сделали, я бы…
Он сжал кулак и, казалось, решил, что продолжение фразы было слишком ужасным, чтобы произносить его в её присутствии. Госпожа Бринкер гордо улыбнулась сквозь слёзы, прервав его…
.-Ах, Ганс, ты настоящий, храбрый мальчик! Мы никогда не расстанемся с часами. В свой смертный час дорогой отец может наконец очухаться и попросить их!
– Может ПРОСНУТЬСЯ, мама! – эхом отозвался Ганс, – Проснётся – и узнает нас?
– Да, дитя моё, – почти беззвучно прошептала его мать, – такое случалось и раньше!
К этому времени Ганс почти забыл о своей предполагаемой поездке в Амстердам. Его мать редко говорила с ним так фамильярно. Теперь он чувствовал себя не только её сыном, но и другом, советчиком.
– Ты права, мама. Мы никогда не должны отказываться от часов. Ради отца мы всегда будем беречь их. Однако деньги могут всплыть, когда мы меньше всего этого ожидаем!
– Никогда! – воскликнула тетушка Бринкер, рывком делая последний стежок и тяжело кладя незаконченное вязание на колени, – Шансов нет! Тысяча гульденов – и всё пропало за один день! Тысяча гульденов! О, что же с ними сталось? Если бы они пошли дурным путем, вор признался бы в этом хотя бы на смертном одре. Он не посмел бы умереть с таким чувством вины на душе!»
– Возможно, он ещё жив! – успокаивающе сказал Ганс, – Мы можем услышать о нём в любой день.
– Ах, дитя мое, – сказала она изменившимся голосом, – и какому вору могла прийти в голову мысль забираться сюда? Слава Богу, здесь всегда было чисто, но не очень богато, потому что мы с отцом всегда экономили и откладывали, чтобы хоть что-нибудь припрятать. Если копить понемногу и откладывать почаще, кошелёк наполняется быстрее! По правде говоря, мы убедились, что так лучше. Кроме того, у отца уже была приличная сумма за услугу, оказанную землям Хернохта во время великого наводнения. Каждую неделю тогда у нас оставался гульден, а иногда и больше, потому что отец работал сверхурочно и мог получать за свой труд самую высокую плату. Каждую субботу вечером мы что-нибудь откладывали, за исключением того времени, когда у тебя была лихорадка, Ганс, и когда приехала Гретель. В конце концов сумка так распухла, что я заштопала старый чулок и начала всё сначала. Теперь, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что за несколько солнечных недель деньги были на исходе. В те дни хорошо платили, если человек хорошо справлялся с инженерной работой. Копилка продолжала наполняться медью и серебром – да, и золотом. Теперь ты можешь открыть глаза, Гретель. Я смеялась и говорила отцу, что ношу свое старое платье не из-за бедности. И чулок продолжал наполняться, он был настолько полный, что иногда, просыпаясь ночью, я тихонько