вернулся домой другим человеком. Он перестал прятаться, перестал искать лекарства. Он принял себя таким, какой он есть. И знаете что? Мир не рухнул. Люди продолжали уважать его, любить его и восхищаться им. Потому что они видели не размер его маленького хуя, а величие его большого сердца. И Большой Ху понял, что истинное величие заключается не в том, чтобы быть совершенным, а в том, чтобы принимать себя несовершенным. И быть счастливым. Потому что в конечном итоге, размер имеет значение только для тех, кто не умеет ценить большее.
Шизофрения
Она посетила меня во вторник, около трех часов пополудни. Никаких тебе ангелов с огненными мечами, никаких демонов с огромными хуями – просто внезапно мой чайник начал со мной разговаривать. Чайник, надо сказать, был обычный. Свистящий, эмалированный, в горошек – купленный на распродаже в универсаме 'Радуга'. И вот, после того, как я плеснул туда воды, он заговорил голосом Леонида Парфенова.
– Здравствуйте, господин, – прожурчал он, булькая. – И как ваши успехи в мире пост-модерна?
От неожиданности я выронил пачку печенья 'Юбилейное'. Печенье рассыпалось.
– Вы… чайник?' – пролепетал я, почувствовав, как на лбу выступила испарина.
– Совершенно верно, – подтвердил чайник голосом Парфенова. – И мне крайне интересно ваше мнение о тенденциях в современном искусстве. В частности, о перформансе с использованием варёной картошки и мандаринов.
Я попытался мыслить рационально. Может, это галлюцинации? Переутомление? Или, может быть, я случайно вдохнул какие-то вредные пары от эмали? Я открыл окно, впустив свежий воздух и шум улицы.
– Не помогает, – констатировал чайник. – Гравитация по-прежнему существует, а пробки на Ленинском проспекте – явление совершенно тривиальное.
Я решил действовать по инструкции, которую когда-то прочитал в журнале 'Здоровье'. Нужно поговорить с галлюцинацией. Выяснить, чего она хочет.
– Хорошо, чайник… Леонид… Чего ты от меня хочешь?
– Мне бы хотелось обсудить с вами феномен блогерства, – ответил чайник. – И, возможно, предложить вам стать моим… э-э-э… спичрайтером? Мои монологи о жизни становятся всё более и более банальными.
С этого момента все покатилось по наклонной. Сначала чайник. Потом, когда я пошёл в туалет, унитаз заговорил голосом Аллы Борисовны и потребовал, чтобы я перестал смывать туда всякое непотребное – хотя я не бросал туда даже использованные гондоны. Потом стиральная машина начала петь арии из 'Травиаты' каждый раз, когда я загружал в нее грязные носки.
Я пытался игнорировать весь этот бред, но мои бытовые приборы были неумолимы. Они комментировали мою жизнь, критиковали мой выбор одежды и давали советы по фэн-шую. Они сформировали импровизированный дискуссионный клуб в моей квартире. Более того, их личности менялись каждый день. Вчера холодильник говорил голосом Жириновского и требовал перекрасить его в цвета российского флага. Сегодня он нежно пел колыбельные голосом Земфиры. Однажды,