ты скрываешь? – пробормотала она, её голос был хриплым, почти шёпотом, но он отразился от стен, вернулся к ней искажённым, как чужой. Ответа не было, но гул стал громче, словно подгоняя её вперёд, и она почувствовала, как её кожа покрывается мурашками, а в груди зарождается чувство, что она не одна.
Лестница закончилась широким залом, чьи своды терялись в тенях высоко над головой, их края были неровными, как будто высечены не руками, а временем и стихией. Элизабет подняла фонарь, и свет выхватил из мрака ряды каменных полок, уходящих вглубь, как бесконечный лес колонн, чьи тени танцевали на полу. Это была библиотека – не из книг, а из плит, высеченных из чёрного камня, каждая из которых хранила строки текста, вырезанные с ювелирной точностью. Пол под её ногами был выложен мозаикой: узоры из синего и белого камня складывались в изображение звёздного неба, где созвездия сияли, как живые, а в центре зала возвышался пьедестал, пустой, но окружённый слабым сиянием, будто что-то невидимое всё ещё занимало его место.
Она шагнула ближе, её ботинки скрипнули по мозаике, и воздух вдруг сгустился, став почти осязаемым, как вода, что обволакивала её со всех сторон. Перед ней возникла стена света – неяркого, но плотного, синего, как глубины водопада, что она видела в видениях лихорадки. Элизабет замерла, её рука дрогнула, но затем медленно поднялась, и пальцы коснулись барьера. В тот же миг её сознание пронзила вспышка – не боль, а образ, чужой и яркий, словно кто-то насильно открыл дверь в её разум, вырвав её из реальности и бросив в прошлое, что не принадлежало ей.
Она увидела храм, окружённый горами, чьи пики пронзали небо, как копья. Водопады струились вокруг него, их воды сияли синим, как расплавленный сапфир, и падали в пропасть, что дышала туманом. Жрецы в длинных мантиях, чьи лица были скрыты капюшонами, стояли вокруг алтаря, их голоса сливались в низкий напев, что дрожал в воздухе, как эхо далёкого грома. Над ними сияли звёзды, их свет стекал в обсидиановые зеркала, что окружали круг, и собирался в центре, где лежал кристалл – ещё бесформенный, но уже пульсирующий, как живое сердце. Один из жрецов, высокий и худой, поднял кинжал, его лезвие сверкнуло в отблесках синевы, и без звука вонзил его себе в грудь. Кровь, тёмная и густая, хлынула на кристалл, и он дрогнул, вспыхнув с новой силой, что разлилась по храму, как волна.
Но затем всё изменилось: свет стал хищным, он рвал их тела, превращая жрецов в сгустки синего тумана, что втягивались в кристалл, как дым в бездну. Обсидиановые зеркала треснули, их осколки падали на пол, отражая не звёзды, а хаос – синие языки пламени, пожирающие всё вокруг. Храм задрожал, его стены начали рушиться, а водопады, будто оплакивая своих создателей, загудели громче, их воды окрасились глубокой синевой, что была как кровь этого места. Элизабет услышала крик – не их, а свой собственный, вырвавшийся из горла, когда видение оборвалось, бросив её обратно в реальность.
Она упала на колени, её ладони ударились о мозаику, и холод камня пронзил её, как лезвие. Она тяжело дышала, её грудь вздымалась,