был голубоглазым, загорелым, в серо-голубой рубашке, джинсах. Он стоял у стены, прислонившись спиной к нарисованной на ней берёзе и как-то загадочно улыбался, пожевывая соломинку.
– А если и так, што она, не человек? Што у тебя, што у неё – всё одинаково, как от родной матушки.
– Ого, да она же дурища… Ты чо, Николай, – и бабенка покрутила пальцем у виска.
– Да ты не шипи, – опять улыбнулся мужик, и глаза его блеснули, как синие брызги на солнце. Он нравился бабам.
– Дурища, да все у неё молодое, не испорченное, – чувствуется, что мужик посмеивался над ними. Женщины осуждающе дружно закивали и стали выталкивать мужика из толпы: «Иди, Николай, – уж дети выросли, а внуки малые ещё, что тут торчишь?»
– А Нади нет, – добавила какая-то старушонка, укоризненно посмотрев на мужика. Намёк поняли.
Николай был завидным мужиком. И красивый, и не старый, и работящий, в меру пьющий. Для девок какой-то загадочный, для баб – жених что надо, к тому же вдовец. Виски чуть посеребрила седина, непокорные кудри прятал под жокейку. Все шло ему.
Мужик пробрался к девочке, протянул букетик полевых цветов.
– Иди поздравь свою любимую учительницу с праздником, – серьёзно сказал он. Она побагровела, губы стали ещё толще и темнее. Любимой учительницы у неё не было. Здесь она была изгоем. Но цветы взяла, потеребила их, словно считала их нежные головки. Он смотрел на неё исподлобья:
– Приходи сегодня вечером к ведьминому оврагу, как коров пригонят. Ждать буду. Он поправил её распушившуюся косу. Она резко дёрнулась, оглянулась в сторону баб и пошла из школы.
Любимого парня у неё тоже не было. Учился с ней во вспомогательной школе мальчик, односельчанин, Руслан, даже чем-то похожий на неё, такой же губатый, но никаких чувств она к нему не испытывала.
Директор, крупная молодая грубоватая женщина, начала свою речь. Стало тихо. Она гордо говорила о достижениях за прошлый год, называла тех, кто учится на «хорошо» и «отлично». Отстающих в школе не было, «дураков» и «придурков» тоже. Женщины затолкали Руслана в угол, чтобы не портил обстановку и речь директора. Руслан ушел, Вали тоже не было.
Руслан был не по годам рослый, с длинными руками и какой-то обезьяньей улыбкой. Она появлялась на его губах беспричинно, но глаза смотрели куда-то в сторону, а не на собеседника. Потому становилось не по себе при виде его зловещей улыбки и шевелящихся пальцев длинных рук. Человек отходил в сторону, говоря тихо:
– Во придурок, так придурок, чего от него ждать…
Мать Руслана, молодая белокожая красивая женщина, весёлая певунья, работала дояркой на ферме. Там и отдалась скотнику из Молдавии, сильному черноглазому и черноусому парню. Его руки и ласковые слова сводили Лариску с ума. Она забывала обо всём на свете. Цыган, как его звали на ферме, уехал, обещал писать. Потекли скучные дни и тяжкие длинные ночи. Родила она сына уже без Иосифа. Куда сообщить, что у него сын, не знала. Сколько таких матерей на Руси, только Богу известно, а сколько брошенных детей.! Жил Руслан у больной бабушки, пока мама Лариса искала утешение с пьяными