он обязан именно мне!
– Что ж, в этом случае вы пойдете по стопам Тони Бэкрелла, бывшего Грин Писовца. Он заселил целый город счастливыми людьми, которые не знали болезней, ссор и распрей, растили здоровых детей и за все благодарили Тони. Он засадил город прекрасной зеленью, населил животными, не причиняющими людям и друг другу никакого вреда.
– Ну и?, – вновь не вытерпел сенатор, – хотя постойте, – рассмеялся он, – через пару недель это все начало его так раздражать, что он наслал на город небесный огонь и обратил все свои замечательные творения в прах.
– Почти. С парой недель вы немного не угадали, однако, судя по рассказу Тони, он вскоре почувствовал себя столичной примой на гастролях провинциального театра. Его превозносили, ему были искренне благодарны и, очевидно, было за что, однако он выдержал лишь полгода.
Согласитесь, дорогой друг, что и мы порой представляли себе Бога примерно таким… Когда, конечно, вообще брали на себя труд о Нём думать…
– Да, таким как Беркинс, – кивнул сенатор, – вероятно, именно поэтому я так и не смог в Него поверить. То, что я слышал о Боге от верующих родственников действительно приводило меня именно к этому образу – Создателя, сотворившего нас в качестве неких домашних зверьков и дарующего благо или боль по Своему разумению и настроению… Что ж, мне интересно, какой же выход нашёл Бог, варианты создания счастливых и несчастных людей по своему выбору – выходит, тупиковые…
– Сенатор потянулся к столу и извлёк из появившейся там табакерки сигару с позолоченый наконечником. – Да, я курю сигары, нервно обратился он к Лиону. – Потому что мне нравятся сигары, причем именно гаванские, – с вызовом сказал он, повысив голос – и мне нравится, когда они хранятся в красивой табакерке из красного дерева, и что у них золотой наконечник, – Марулл почти кричал, – и часы с боем, висящие у меня дома мне нравятся, хотя здесь и нет никакого времени! Но я создам время, чтобы они били не просто так, а со смыслом, слышите, Лион? ДЭглиз?.. Бесс?.. Ответьте мне, здесь хоть в чем нибудь есть смысл? Хотя бы в единственной вещи или понятии, в самом существовании, – есть хоть капля смысла? Какая несправедливость, какая жуткая подлость со стороны Бога, что все эти ответы, да и сами вопросы приходят лишь сейчас, когда уже ничего не сделать. Почему, Лион, отвечайте, почему?
Лион сочуственно глядел на Марулла, потом вздохнул и пожал плечами:
– Боюсь, поставить Богу в вину наше незнание тоже не получится. На все вопросы мы могли иметь ответы и при жизни. У нас просто не было ни времени, ни желания спрашивать.
– Да, я знаю, Лион, я виноват. Да, я виноват, Лион, – воскликнул сенатор, обращая голову вверх. – Я ведь не знал как это важно. Но Он- то знал, Лион! Если Он знал, что меня ждет здесь, если Он знал, как это невыносимо, почему Он не принудил, не заставил меня получить эти ответы, Лион?
Лион вновь пожал плечами:
– Почему не заставил быть счастливым? Как это сделал Тони? Вы бы вправду предпочли это? Нет, Марулл, у вас и вправду был выбор. Настоящий