Ана ощутила знакомое возбуждение – набирая тексты в типографии, такое чувство вряд ли ощутишь.
Глядя на закрытую дверь спальни сыновей, Ана не смогла сдержать улыбки. Бронислав и Александр пошли по ее стопам – выбрали медицину. Брон уже целый год работает врачом, а Сандер еще учится. Младший сын, Якуб, решил стать учеником отца, и Ана знала, какую радость Бартеку это доставило – хотя бы один из трех сыновей пошел по его стопам.
Ана посмотрела на семейную фотографию, которая стояла внизу на самом почетном месте. Какая суета была в тот день, когда они решили сфотографироваться, но результат стоил того. Да, все они выглядели слегка напряженно и неестественно, стояли и смотрели прямо в камеру, а не веселились и не поддразнивали друг друга. Но на фотографии они остались вместе навсегда – ее семья.
– Открывайте! – рявкнул кто-то за дверью, и Ана замерла.
Не похоже на счастливого будущего отца. И все же она накинула пальто, взяла медицинский чемоданчик и повернула ключ в замке. Дверь мгновенно распахнулась. Ана еле успела отшатнуться, как в дом ворвались двое мужчин. Увидев эсэсовскую форму, Ана перепугалась, но тут же напомнила себе, что и у немецких женщин рождаются дети – за свою карьеру она приняла немало немецких младенцев. Она постаралась взять себя в руки.
– Что вам нужно, господа?
Эсэсовцы выглядели озадаченными.
– Где ваш муж?
– Спит.
– И он позволяет вам открывать дверь ночью? – Немцы переглянулись и громко расхохотались: – Ох, уж эти поляки!
– Я сама открываю дверь по ночам, потому что всегда приходят ко мне. Я акушерка.
Немцы смолкли, отступили, внимательно посмотрели на нее – только сейчас они заметили медицинскую форму и чемоданчик. Старший из них шутливо ей поклонился.
– Извините, мадам. У вас благородная профессия.
– Благодарю.
Более молодой солдат недоуменно посмотрел на старшего.
– Моя мать акушерка, – рявкнул старший. – Выйди!
Оба попятились к двери. Дверь оставалась распахнутой, и ледяной февральский ветер задувал в дом Аны.
– Чем я могу вам помочь? – нервно спросила она.
– О… да… ээээ…
Старший эсэсовец казался смущенным. Младший взял у него листок бумаги и протянул Ане.
– Вас переселяют.
– Извините?
– Переселяют. Вы не можете оставаться в этом доме.
– Почему? Это мой дом – мы живем здесь почти тридцать лет. Он принадлежит нам с мужем. Мы полностью его оплатили.
– Дом конфискуется на нужды рейха.
Ана почувствовала, что ее трясет. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Рука ее коснулась семейной фотографии, и рамка покосилась. Она собралась с силами и поправила фотографию на стене.
– А с какой целью?
– Вы живете в районе, который теперь будет превращен в гетто для еврейских отбросов.
– Это невозможно.
Ана