на свежем воздухе. Капитан строчил обильные заметки, и я постоянно рассказывал и пересказывал отдельные части истории, чтобы объяснить действия разных людей.
Моё таинственное появление в доме Жаклин и предыдущие передвижения не заняли много времени, став главным камнем преткновения. Это было то, о чем я не мог дать никакого отчёта. Я просто недостаточно знал о времени или месте, чтобы построить что-то похожее на связную историю и даже обратился за помощью к Порталу, в надежде, что он сможет извлечь что-нибудь из моей памяти. Одна или две яркие реконструкции соответствующих исторических событий действительно начали формироваться перед моим мысленным взором. Но это было бесполезно, когда речь шла о сложном маршруте долгого сухопутного и морского путешествия; не говоря уже о вымышленной личности, пункте назначения и цели.
– Я могу помочь с этим, – сказал Мозговой Червь, – просто позволь мне на время взять всё на себя, и я дам им то, что они хотят услышать.
Мне не понравилось, как это прозвучало, но, безусловно, было заманчиво. Я на мгновение заколебался, прежде чем упереться пятками. Понятия не имея, что на самом деле означает «позволь мне на время взять всё на себя», я инстинктивно уклонился от этого, и негодование его вторжением в мою жизнь подпитывало мой отказ.
– Как хочешь, – снисходительно произнёс он, – но они, вероятно, расстреляют тебя.
Вместо этого я стал держаться истории о том, что меня ударили по голове, и я потерял память. Я надеялся, что Портал выведет меня из ситуации, если она станет слишком серьезной. Мой следователь, наконец, закрыл свой блокнот и объявил, что вернётся утром. Это означало провести ночь в палатке, с лошадей сняли снаряжение и свалили внутрь. Билли и его спутники раздобыли немного еды, и мы сидели и ели, когда садилось солнце. Мои тюремщики были не разговорчивы, они, казалось, чувствовали себя неловко из-за моего допроса, и я разделял их настроение. Я был потрясён событиями этого дня и заснул, окруженный зловещими звуками армии, готовящейся к войне. Мне снились насилие, кровь и смерть.
Я проснулся рано от шума передвигавшихся лошадей и людей. Билли проводил меня в уборные, и мы вернулись, увидев, что нас ждет неизбежный завтрак из кукурузной муки и некрепкого кофе. Но я был благодарен и этому. Мы сидели в тишине, наблюдая за суетой в лагере. Хотя мне мало нравилось такое свободное времяпровождение. Перспектива дальнейшего допроса и неустанная подготовка к убийству вокруг нас тяжело на меня давили. Я с неудовольствием подумал о Чарльзе и о том, что он мог бы сделать из этого уникального окна в историю. Но даже мысль о его восторженных интонациях меркла под мрачным покровом напряжения, нависшего над лагерем.
Первые канонады раздались на некотором расстоянии: поразительный, прерывистый шквал, переросший в раскатистую, оглушительную бомбардировку. К ней быстро присоединился злобный треск массированной мушкетной стрельбы. Мы ничего не могли разглядеть. Но звук вызвал в воображении образ дикой, зловещей бури, упавшей с неба и бушевавшей