в письменный конверт.
На плотном жёлтом штемпелёванном конверте с двуглавым орлом появились красивые буквы, написанные каллиграфическим почерком:
Санкт-Петербург. Практический технологический институт. Господину Александру Николаевичу Лодыгину.
И подпись "А. Н. Энгельгардт."
Чтобы письмо не затерялось в земском отделении Дорогобужского уезда и дошло до адресата как можно скорее, Александр Николаевич. вручил его Сидору и велел отвезти на почтовую станцию.
– Отправишь письмо оттуда, – сказал он услужливому парню. – Вот тебе десять копеек. Коня возьми саврасого. И давай пошевеливайся.
Железнодорожная почта работала аккуратно, и Энгельгардт был уверен, что не далее, чем через десять дней Лодыгин получит его письмо.
Отдав конверт Сидору, хозяин вернулся в кабинет, открыл дневник и сделал пометку:
16 июня 1872 года отправлено письмо г. Лодыгину. 10 коп Сидору.
Учусь писать заново
Немного вздремнув после обеда, я проснулся в отличном настроении…
С Александром Николаевичем я стал уже чуть ли не на «ты»! А сколько водки мы выпили с ним вместе!
Он просто красавчик-барин! Оправдал всё, что я о нём читал. Ко мне отнёсся с пониманием и полным радушием, обещал, что не оставит и во всем поможет.
Однако предупредил, что пока ни с кем чужим я не должен общаться и без него мне никуда ходить не следует. Короче все в ажуре. Но самое страшное это документы.
Говорит:
– Бумаг при тебе, Андрей, никаких нет. Кто ты и откуда взялся, объяснить очень нелегко. Да и не всякий как я, поверит твоим словам. А посему можешь угодить в неприятности. Мне ты можешь доверять, я постараюсь и с документами тебе подсобить. Но это не враз делается, не вдруг. Сам понимать должен.
Я понимал и не спорил. Просто ждал и пытался угадать, как и что дальше со мной будет. Проснувшись и вдоволь повалявшись в кровати, я, однако, быстро соскучился и отправился искать своего гостеприимного хозяина.
Он был в своём кабинете, когда я, после стука, слегка приотворил дверь.
– Не помешаю? – начал я и замер на месте, едва не вскрикнув.
С ума сойти!
Энгельгардт писал пером и чернилами!
Кивнув мне, он вернулся к своему занятию, но сделав пару-тройку предложений, отложил перо в сторону, присыпал чем-то написанный текст, чтобы подсушить чернила, и от души дунул на лист.
Да уж, цивилизация.
Я подошёл к нему поближе, но что он писал, прочитать не успел. Александр Николаевич, видимо не желая показывать мне написанное, а может быть просто, чтобы не заставлять меня ждать, закрыл свою тетрадь и убрал её в необычный, похожий на старую школьную парту ящик с замком. Провернув ключик, Энгельгардт убрал его в карман.
Я опустился в кресло, ощутив под собой прохладу кожанной обивки. Взял в руки газету – «Недѣля», – провёл пальцем по шершавой бумаге, бегло скользнул взглядом по первой странице. Отложил на стол, где уже лежал ворох свежих номеров – «Русскій Вѣстникъ», «Нива»,