меня заинтересовала мудрая и всеми уважаемая пожилая женщина, которую все почему-то звали не иначе как Старуха. К ней я тоже захаживал, но она, всегда чем-нибудь занятая, редко находила время для праздной болтовни. А я мешать ей не хотел, тем более что помочь не мог, ничего не смысля в её делах. И всё-таки иногда мне удавалось разговорить её.
– Неужели вы и Наполеона помните? – поинтересовался я у неё однажды.
– А как же, – кивнула она. – Я тогда баба была в молодях, но при памяти. Его самого-то, мне вблизи повидать не довелось. Мимо только проскакал на своей белой лошади. А вокруг него драгуны, драгуны. Так они на Москву и пришли.
– А вы разве московская? – удивился я.
– Барыня моя, при которой я состояла в крепостных девках, была оттуда просватана. И когда её за московского помещика замуж выдали, она меня и ещё кое-какую прислугу прихватила с собой. Это лет за пять было до прихода узурпатора.
– А можете рассказать о Наполеоне что-нибудь интересное?
– Да никакого интересу в нем не было, – отмахнулась от меня Старуха, которой явно начинали надоедать мои расспросы.
– Бесчинствовали они поначалу, церкви похабили, святыни наши разграбляли. В храме, что неподалёку о нашего дома был, конюшню устроили. Уже потом, когда эти шаромыжники Москву оставили, мы туда пошли. Ох и нагляделись мои глаза тогда… Вспомнить страшно, сказать грешно.
– Почему шаромыжники? – не понял я. В моем времени я тоже слышал такое слово и оно всегда обозначало какого-нибудь бездельника и бродягу. Но при чём тут Наполеон и французы?
– А кто ж они? – удивилась моей недогадливости Старуха. – Их как погнали в хвост и гриву, а тут ещё Генерал Мороз вдарил, так они и посыпались, французишки эти. Помёрзли многие до смерти, а те кто остался, с голоду пухнуть начали. Вот и пошли по дворам, причитая как побирушки: «Шер ами, да шер ами!» Так в народе и прозвали их шаромыжниками. Кому повезло, тот в гувернёры к барчукам малолетним напросился. Али мастеровым каким стал. Вот ведь как бывает. Пришли гордые, а пошли голые.
– Сколько же вам лет? – с интересом всмотрелся я в её испещрённое морщинами лицо.
– А мне почём знать? Я грамоте не обучена, читать да считать не умею. – Пожала плечами Старуха.
– Ну а имя своё вы помните? – не отступался я от неё. – Что ж вас все только старухой называют? Обидно же, наверное.
– Как меня только не звали, так пусть кличут, как хотят, – отмахнулась от меня как от назойливого комара пожилая женщина. – Зачем тебе прозвание моё? Старуха я старуха и есть.
Так, ничего не добившись, я ушёл. А поговорить с ней приходил ещё не раз и всегда удивлялся ясному уму и светлой памяти этой странной женщины.
Но странной тут была не только она. Однажды, возвращаясь с прогулки, я встретил Энгельгардта и сказал, что направил к нему мужика в странной шапке, который спрашивал меня о нём.
– Это Костик, он – вор, – спокойно ответил мне Александр Николаевич.
– Как вор? Вы это знаете и спокойно говорите?