даже несколько больше обычного. Сердобольная супруга ни в чем не перечила ему, давно покорившись всем его прихотям в отношении выпивки и, избавив от лишних хлопот Уилки касательно своего непутевого спутника жизни. Но ровно через семь дней негр сам кликнул Фармера к себе в комнату.
– Мой мальчик, наш папа хочет о чем-то поговорить с тобой!.. Да, и прихвати с собой для него, пожалуйста, бутылку этой гадости!
На сей раз хозяин пивнушки, как обычно, не стлался поверх кровати из красного дерева. Стоя возле окна с отдернутой шторой он жмурился от необычно яркого света, сверху донизу заливавшего его спальню. В ней царили чистота и порядок. Даже кровать, и ту, Дора заправила. Сам хозяин начисто выбрился. После мыла и бритвы черная кожа на его лице дышала свежестью и лоснилась. В белой рубашке, пестром галстуке и парусиновых брюках песочного цвета он был великолепен. Этот маскарад охмурил бы кого угодно, но только не Уилки. На сына фермера, привыкшего к чудачествам Уильяма, который с крыльца своего дома ежедневно палил в ворон, чтобы лишний раз завести мамашу Шарлотту и самому не охладеть к стрельбе, подобная показуха не произвела ровным счетом никакого впечатления. Геракл раскупорил бутыль с виски.
– Мой мальчик, времена в «Райской птичке» настали трудные, – начал он. – Есть ли у тебя собственное оружие?
Вопрос был наивным. Как истинный сын техасского ковбоя, свой пистолет Уилки приобрел тогда же, когда и букварь, чтобы по нему учиться читать и писать в школе. Но, по его мнению, и это являлось не таким важным занятием, как стрельба из пистолета. Почти все сверстники Улики неплохо владели огнестрельным оружием. Поэтому Фармер промолчал. С этого дня хозяева «Райской птички» вдвое увеличили его жалованье. Ведь он пришел непросто в услужение к Гераклу и Доре. На американском Западе, который много лет назад считался диким, подчас человека брали не на работу, а в семью. И, если вдруг ему поручали не только определенный круг обязанностей, но и постоять за честь новых братьев и сестер, отца и матери, такой приемыш сразу становился родным, пускай не по крови, но по духу…
…После окончания трудного воскресного дня, когда через «Райскую птичку» прошло особенно много посетителей, Уилки вздохнул с облегчением. В этот день Дора, как обычно, пела, предоставив обслугу клиентов новому члену семьи. Без передышки он сновал между столиками с разносом в руках. На разносе в три ряда громоздились тарелки с закуской и выпивка… Наконец, завтра, впервые за последний месяц, он навестит мамашу Шарлотту.
Фармер отправился рано утром и пообещал хозяевам питейного заведения, что вернется ровно через полутора суток. Уилки никогда не нарушал данного кому-либо слова. Он не был склонен к сентиментальности, поскольку такова была его природа. К Гераклу и Доре он не питал никаких симпатий. И, все же, уважал этих людей за то, что они дали ему место возле своего очага. Мамаша Шарлотта – другое дело. Она вырастила его. Как умела, воспитала. И, хотя почти ежедневно