Ну, мы всю ночь, я её еле отговорила…
– Собирайся!
– Щас замок придут вставлять…
– Так ты же в первой группе!
– Объясни там за меня…
Голова ничего не соображала. Все, что Рита могла вспомнить о каппадокийском кружке – вопрос, вкладывает ли Бог душу в момент рождения, или она появляется с момента зачатия. Хуже всего, что это всё вызывало злость и досаду – тоже, нашли о чем спорить, будто и так не ясно. Второй вопрос был про Канта, немецкого философа из города Калининграда, и в голове вертелось, что-то из Булгакова, что за такие доказательства его надо на Соловки… «И звездное небо над головой»… «И увидите новое небо и новую землю»…
– Да половина наших не сдали… Ты – в хорошей компании, – пытался отшутиться Игорь, но видел, что сейчас ей это не поможет.
– Он меня завтра звал на пересдачу, да разве я успею в один день… И так голова чугунная…
– Пойдём прогуляемся, я мороженого куплю…
– Да…
Как она обрадовалась мысли о сладком – совсем ребёнок… Много ли человеку для счастья надо… Любви… Да, любви, но иногда – просто участия.
– Ты обязательно всё сдашь. Ты только верь. Понимаешь, надо верить, не скатываться в депрессию…
Рита кивала. Красные пятна растворились в её лице и сейчас издали даже нельзя было понять, хотя всё равно видно – какая она несчастная и осунувшаяся. Взять бы её с собой, отогреть…
– Если будет пересдача – придётся билеты сдавать… Я всегда беру с запасом, а тут…
– Не будет, я верю в тебя…
– А ты… хочешь со мной поехать?
– Хочу… Только вот как с деньгами…
– Это как-нибудь, главное – заранее договориться… Я сегодня скажу…
– И я родителей озадачу…
На следующий день голова удивительно прояснилась, и философ, пораженный тем, что Рита отвечает без шпаргалок, поставил четвёрку, «с учетом вчерашнего».
Она бежала домой – в то, что стало ей домом – через длинный ветер тоннелей в метро, через долгие переходы – чтобы скорее встретить Игоря и его родителей, потому что со стороны матери никаких возражений не было.
Но возражать самой судьбе было бесполезно. Как раз в тот день, когда он собирался за билетами, позвонил отец и сказал, что тетя Аля сломала ногу. Хотя он знал, что в таком возрасте перелом ноги – дело серьезное, до поездки в больницу ещё была надежда, что ситуация изменится и совместное лето хоть и чуть попозже, но улыбнётся им.
Сестёр звали – Алла и Алевтина. Они были похожи как близнецы. Только с возрастом Алла становилась всё тяжелее, спокойнее, а Алевтина так и осталась подростком – костистая, горбоносая, так и не вышедшая замуж будто бы для того, чтобы теперь ухаживать за полупарализованной матерью.
Из больницы Игорь поехал сразу в общагу. Рита была с матерью – все такой же неунывающе-бодрой Ариной Петровной, которую он помнил со дня рождения, и невозможно было поговорить по-человечески.
«Сирота Казанская» – грустно улыбнулась она