так, кроме Пашки, две дочери с зятьями да трое внуков! А чужих нам не надо!
– И чего рыпается! В декрете сидит, не работает, а есть-то надо! Ванька на чужого копейки не даст!
– Не дам!
– Пашка тоже чужую кормить не будет! И так расходов сколько! Крышу вон надо перекрывать.
– На что ж она рассчитывает? На какие шиши собирается детей кормить – одевать? Да за комнату Томпопотьке платить, он ведь, куркуль, не за так их пустил.
– Ну, этот своего нигде не упустит!
– А к москвичам прислугой кто её пристроил? А там мужик молодой, глядишь, и Пашка скоро с рогами будет, не хуже Ваньки!
– Это он специально, чтоб было чем за комнату ему платить! Москвичи, небось, Алёнке хорошие деньги положили за уборку-то! Да и сыта при них будет, глядишь, и тряпки какие ненужные отдадут.
– Этак-то многие пошли бы! Да ить никто ж не знал! Он же, Томпопотька-то, поперёд всех поспел, никому не сказал! А москвичи, может, кого б другого выбрали!
– Вот именно! Распутницу в дом пустили! А у них дети!
– И мужик молодой!
– Это кто ж пошёл бы? Дочка, что ль, твоя? Да она задницу от лавки не оторвёт! Сто рублей на дорогу брось – не наклонится!
– Это моя-то?!. Да у моей дочки в дому порядок, а у твоей снохи мухи по столу ползают, и занавески на окне пять лет не стираны! А москвичи за свои деньги работы потребуют!
Волна скандала, накрывшая было Томпопотьку, отхлынула от него и захлестнула мутной пеной состоявших в тесном родстве вечных недругов – Шульгиных и Ивлевых. Томпопотька, открывший было рот, чтобы доходчиво объяснить одним, почему Алёнка решилась поменять Ваньку на Пашку, а другим – почему не решилась вернуться в отчий дом, счёл за благо промолчать и незамеченным выскользнул из дома.
Он спешил обратно к дачникам – доложить Лидии Петровне, что необходимое количество парного молока будет поступать бесперебойно, а так же, по мере надобности, творог, масло и сметана. Да гамак нужно ещё повесить, непременно сегодня, да потом зайти домой, привести себя в порядок – вечером Любавушка будет ждать с блинами. Дед блаженно прижмурился. Жалко только, время потерял у Шульгиных, дело-то и впрямь не его, пускай себе сами разбираются. Но хорошо, хоть смолчал, не влез в скандал. Дед самодовольно усмехнулся. Если бы не торопился, если бы не Лидия Петровна и Любава, он с удовольствием ввязался бы в скандал, а пришлось бы – и в драку.
Качели Томпопотька повесил ещё утром, место для них нашлось сразу, и очень подходящее – между двумя старыми берёзами на небольшом пятачке слева от крыльца. Там же можно свалить и кучу песка – пусть малыши куличики лепят. Сейчас они оккупировали качели – по очереди, не ссорясь, усаживались на сиденье, опускали перед собой поперечную планочку, чтобы не вывалиться из расписного лакированного креслица, и умильно поглядывали на старшего брата, чтобы помог раскачаться. Он стоял тут же, присматривал, чтобы никто не оказался позади качелей, останавливал их и помогал слезть тем, кто покачался.
Томпопотька