и, не вникая в наставления, она со сладким ужасом прислушивалась к раздающимся по всему дому голосам, пытаясь различить голос Максима или его шаги. Но он почти всё время был во дворе – осматривал с отцом сад, гараж, баню.
А теперь, слава богу, их нет. Уехали в Москву. А с Марьяной и Лидией Петровной, хоть она и очень строгая, не страшно. Алёнка успокоилась, быстро усвоила свои обязанности и выполняла их добросовестно и с удовольствием. Работа её отнимала несколько часов в день, да и разве это работа? Помыть, почистить, протереть, помочь приготовить обед – в деревне это никогда работой не считалось. К тому же убираться здесь легко – ей выдали множество моющих средств, специальные салфетки, резиновые перчатки и пылесос. А позавчера приехали два мужика и установили на кухне нагревательный прибор «Аристон», и из крана побежала горячая вода. Вот это да! Все условия создали, чтобы Алёнка не перетрудилась! Она тайком поплёвывала через левое плечо и стучала по дереву – как бы не сглазить такое везение! И главное – рядом был дедушка Том Иванович. При нём она меньше робела москвичей, а его поддержка придавала ей уверенности в том, что, в конце концов, всё будет хорошо. Когда-нибудь.
А пока она старалась не попадаться никому на глаза, перебегала, озираясь, из калитки в калитку, благо, что дом, в котором она теперь жила, и дом, в котором работала, самые крайние в деревне. Даже детей своих по вечерам выпускала гулять через заднюю калитку Томпопотьки на луг и то после того, как оттуда уведут коз. Знала Алёнка своих односельчан – Шульгины при встрече будут ругать, стыдить и тыкать носом в ошибки, которые она успела совершить за свою молодую жизнь; Ивлевы будут проклинать и призывать на её бедную голову все кары небесные за приблудыша – одни за Павлушку, другие за Танюшку; а дед Ощипенко будет кричать, что она своим аморальным поведением опозорила звание советской женщины и подаёт дурной пример подрастающему поколению. Поэтому и не совалась Алёнка в деревню, надеялась отсидеться на отшибе, пока утихнут пересуды, о которых знала от Пашки и Тома Ивановича, и боялась, как бы слухи не дошли до хозяев – не дай бог, ещё выгонят.
Так и пряталась она от людей. Настороженно прислушивалась к разговорам хозяев с Томпопотькой и шарахалась от каждого стука в ворота – вдруг притащится какая-нибудь Ивлиха с молочком или Клавдия с яичками и под таким простым предлогом проникнет на усадьбу, увидит Алёнку и – слово за слово – посвятит хозяев в интересные подробности жизни их работницы. Языки-то у всех чешутся.
Но, к счастью, дедушка Том Иванович с самого начала все заботы о московских дачниках взял на себя – привёл в порядок территорию, повесил гамак, качели, наколол дров для печки, проредил и обрезал превратившийся в джунгли сад, расчистил дорожки. Всё сам. Сунувшимся было мужикам, желавшим заработать на бутылку, коротко объяснил, что помощников ему не надо.
И бабы, кинувшиеся предлагать богатым бездельникам экологически чистые деревенские продукты, тоже не были допущены на бывшую Потаповскую