уставленную пыльной, грубо сколоченной мебелью. Думаю, кроме нас, к ней никто и не пришел.
Знаю, следует дождаться официального прощания, но единственное, что важно для меня теперь, – обнять ма с Сидом. Пока мистер Доннер и Мейсили бузят, я пробираюсь к краю сцены, сажусь на корточки и протягиваю руки к маме с братишкой.
– Прекратить! – Меня одергивает миротворец, а Друзилла продолжает: – Никаких прощаний эти люди не заслужили! После того вопиющего безобразия они утратили свои привилегии. Отведите трибутов прямо к поезду, и давайте выбираться из этой вонючей дыры!
Двое миротворцев сбрасывают мистера Доннера со сцены. В полете он выпускает деньги из рук, и те падают на землю, мешаясь с конфетти. Солдаты достают наручники.
До этого Луэлла пыталась держать себя в руках, теперь же перепуганно смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Я кладу руку ей на плечо, чтобы поддержать, однако прикосновение холодного металла к коже заставляет ее вскрикнуть, словно зверька, попавшего в западню. От этого звука наши семьи бросаются к нам в надежде помочь.
Их сдерживают миротворцы, и тут вмешивается Плутарх.
– Не хочу показаться занудой, Друзилла, но у меня и правда не хватает кадров для обзора. Можно еще немного поснимать?
– Нужно. Только если не успеешь на поезд к пятнадцати ноль-ноль, можешь отправляться домой пешком, – заявляет Друзилла.
– С меня причитается! – Плутарх быстро осматривает наши семьи и указывает на меня и Луэллу. – Оставьте мне этих двоих.
Миротворцы уводят Мейсили с Вайетом в Дом Правосудия, отгоняя их родных дубинками, когда те бросаются следом. Каким-то чудом Мерили удается проскользнуть мимо них, и на краткий миг близнецы Доннер становятся одним целым, обнимая друг друга за шеи, прижимаясь лбами и носами. Миротворцы разрывают это зеркальное отражение надвое. Я вижу, как Вайет бросает последний взгляд на рыдающую женщину из семейства Келлоу и заходит в дверь.
Мы с Луэллой бросаемся к своим родным, но Плутарх нас останавливает:
– Давайте поснимаем.
Команда расчищает от конфетти участок перед магазинчиками. Оператор устанавливает камеру, Плутарх расставляет возле пекарни родителей Луэллы, полдюжины ее братьев и сестер.
– Погодите, если вы были на Жатве, то не лезьте в кадр. – Двое ребят выходят из зоны действия камеры. – Хорошо, очень хорошо, – одобряет Плутарх. – Теперь мне нужно, чтобы вы отреагировали точно так же, как в тот момент, когда услышали, что называют имя Луэллы. Раз, два, три – поехали!
Семейство Маккой смотрит на него, оцепенев.
– Стоп! – Плутарх подходит к Маккоям. – Простите. Очевидно, я неясно выразился. Когда вы услышали, как вызывают Луэллу, это стало для вас огромным потрясением, верно? «О нет!» Может, вы ахнули или выкрикнули ее имя. В любом случае вы как-то отреагировали. И теперь мне нужно, чтобы вы повторили то же самое на камеру, понятно? – Он отходит. – Итак, раз, два, три, камера, мотор!
Пожалуй, лица у Маккоев были все такие же каменные,