сумку и плащ и простился с хозяйкой, прибавив, что надеется увидеть ее завтра. Спальня была большая, с грубым некрашеным полом, нештукатуреным потолком и двумя кроватями на противоположных концах. Муженек поставил свечку на стол, искоса взглянул на путешественника и, проворчав: «Кровать направо!» удалился.
Хозяин, был ли он плохой физиономист или хороший, с первого взгляда решил, что у этого молодца отталкивающая физиономия.
Гость окинул презрительным взглядом убогую спальню, уселся на плетеный стул подле кровати и, достав из кармана деньги, встряхнул их на ладони.
– Человеку нужно есть, – проворчал он, – но, ей-богу, мне придется есть завтра за чужой счет.
Меж тем как он сидел в задумчивости, машинально взвешивая деньги на ладони, ровное дыхание спящего заставило его наконец взглянуть на соседа. Последний закутался в одеяло с головой и задернул занавеску, так что его можно было только слышать, но не видеть. Но глубокое ровное дыхание, раздававшееся все время, пока новый гость снимал свои стоптанные сапоги, рваные брюки, поношенный сюртук и галстук, раззадорило его любопытство так, что ему захотелось взглянуть на спящего.
Он подкрался поближе, потом еще ближе, потом еще ближе, пока не подошел к самой кровати спящего. Но и тут он не мог заглянуть ему в лицо, так как оно было закрыто одеялом. Ровное дыхание не прекращалось. Он протянул свою гладкую белую руку (какой предательской она казалась в своем змеином движении!) и отогнул конец одеяла.
– Черт меня побери! – прошептал он, отшатнувшись. – Кавалетто!
Маленький итальянец, разбуженный шорохом около своей кровати, с глубоким вздохом открыл глаза, но еще не проснулся. В течение нескольких секунд он спокойно смотрел на своего тюремного товарища и вдруг, очнувшись, с криком удивления и тревоги вскочил с постели.
– Тсс!.. Чего ты? Успокойся, это я! Ты узнаешь меня? – прошептал пришелец.
Но Жан Батист вытаращил глаза, бормоча какие-то бессвязные заклинания и восклицания, забился дрожа в уголок, натянул брюки, накинул пальто, обвязав его рукавами вокруг шеи, и обнаружил очевидное намерение удрать, не возобновляя знакомства. Заметив это, его старый тюремный товарищ прислонился к двери, загородив ему выход.
– Кавалетто, проснись же, дружок, протри глаза и взгляни на меня. Только не называй меня прежним именем: меня зовут Ланье, слышишь – Ланье.
Жан Батист, попрежнему вытаращив глаза, замахал указательным пальцем, точно заранее решился отрицать все, что его товарищ вздумал бы утверждать в течение всей жизни.
– Кавалетто, дай мне твою руку. Ты знаешь Ланье-джентльмена? Можешь пожать руку джентльмену!
Подчиняясь знакомому тону снисходительного авторитета, Жан Батист не совсем твердыми шагами подошел к своему патрону и подал ему руку. Господин Ланье засмеялся и, стиснув его руку, встряхнул ее и выпустил.
– Так вас не… – пролепетал Жан Батист.
– Не обрили? Нет. Посмотри, – сказал Ланье, тряхнув головой, – так же крепко сидит, как твоя.
Жан Батист, слегка вздрогнув,