чем-то невидимым, но ощутимым, словно тени тихо наблюдали за ней с портретов на стенах.
«Она ещё не готова.»
«У неё нет времени.»
Слова, произнесённые в полутьме, имели вес, который она не могла объяснить.
Бабушка не ответила сразу. Её молчание длилось мучительно долго.
– Ты не должен вмешиваться, – произнесла она наконец, и в её голосе прозвучала лёгкая, едва уловимая угроза.
Ферида крепче прижалась к холодному камню стены.
– Я вмешиваюсь не потому, что хочу, – ответил незнакомец ровным, безмятежным голосом, но в этой безмятежности слышался намёк на что-то опасное, на что-то, что не терпит отказов. – А потому что вынужден.
Снова пауза.
– Что ты предлагаешь? – спросила бабушка.
Шаги. Медленные, выверенные.
– Её бал состоится через три дня, – произнес он спокойно. – После этого она отправится со мной.
Ферида сжала зубы, чувствуя, как волна гнева поднимается внутри неё.
«Со мной?»
«Куда?»
«Почему никто даже не спросил моего мнения?»
– Она ещё не готова, – вновь повторила Сафийе-ханым, и на этот раз в её голосе звучало не просто раздражение, но и что-то ещё… что-то похожее на опасение.
– Это не имеет значения.
Тишина.
Затем раздался звук – лёгкий, почти незаметный, но Ферида знала его слишком хорошо.
Бабушка отложила свою чайную чашку.
Она делала так всегда, когда понимала, что бесполезно спорить.
– Ты поставил нас в сложное положение, – произнесла она.
– Я просто напоминаю о том, что было обещано.
Ферида чувствовала, как её ладони стали влажными.
«Обещано?»
Она не знала, что это значит.
Она не знала, кто он.
Но она знала одно:
Её жизнь уже никогда не будет прежней.
Она не помнила, как оказалась обратно в своей комнате.
Голова кружилась, мысли хаотично метались, а дыхание было сбивчивым. Она рухнула в кресло у камина, стараясь осознать всё, что только что услышала.
«После бала она отправится со мной.»
Эти слова звучали, как приговор.
Она взглянула на свои руки. Они дрожали.
«Почему?»
«Куда?»
«Что это за обещание?»
И главное…
«Почему бабушка ничего не сказала мне?»
Всё её детство бабушка внушала ей, что её жизнь принадлежит семье.
Что у неё нет выбора.
Но она всегда надеялась, что это не правда.
Что однажды она сумеет изменить свою судьбу.
Теперь же казалось, что её судьбу уже давно решили за неё.
Ферида сидела в кресле, обхватив руками собственные плечи, словно пытаясь сдержать дрожь, но не от холода, а от нарастающего внутри неё беспокойства, от неясного предчувствия, сгустившегося тёмным облаком где-то в глубине её сознания. Каждый услышанный ею фрагмент разговора бился в мыслях, как пойманная в ловушку птица, отчаянно