Что она думала, когда выбрала место так близко к центру? Это же похоже на самоубийство, только очень медленное и изощрённое.
На этот раз мама настояла на переезд в мегаполис. Я был против, я долго спорил с ней, пытаясь отговорить от этой затеи, но она была непреклонна. Я впервые видел её такой – жёсткой, не терпящей возражений. Обычно она умела меня переубедить мягко, почти незаметно, но в этот раз я упёрся. Переезд казался мне ошибкой, слишком рискованной игрой, где на кону стояла наша жизнь.
Сиэтл в тот вечер был окутан серыми облаками, которые тяжело нависали над городом, словно пытаясь придавить его к земле. Дождь лил, как из ведра, стекая по окнам машины и размывая огни вывесок. Казалось, даже небо хочет спрятать то, что происходит на этих улицах – скрыть грязь, тайны и что-то более зловещее, что прячется в тенях. Я заранее посмотрел прогноз и знал, что придётся привыкать к дождю и туману – по крайней мере до лета. Да, это не Техас.
Город казался живым существом: над заливом клубился туман, а вдали, за горизонтом, едва угадывались очертания заснеженных гор. Они словно следили за каждым движением города – хищные, равнодушные, вечно молчаливые. Картина издали была завораживающей и тревожной. Я захотел запечатлеть её, чтобы потом нарисовать. В этих холодных оттенках серого и синего было что-то близкое моему настроению – тяжёлое, меланхоличное и депрессивное.
Небоскрёбы в центре тянулись к небу, их стеклянные фасады отражали редкие проблески света, пробивавшегося сквозь облака. В их тенях извивались улицы – узкие, скользкие, непредсказуемые. Они то взбирались на холмы, то резко падали вниз, словно сам город пытался сохранить равновесие и не развалиться на части. Он был как гигантский механизм, работающий без остановки, – равнодушный и бездушный. Я чувствовал, как он уже начинает подстраивать меня под себя. Город не спрашивает, чего ты хочешь. Он либо принимает тебя, либо выплёвывает обратно. И я не был уверен, куда нас с мамой зашвырнёт в этот раз.
Я наблюдал за людьми на улице. Их шаги были быстрыми, взгляды – пустыми. Они проскальзывали мимо, словно боялись задержаться на секунду дольше. Будто знали, что если замедлятся, город их сожрёт. Их лица были как маски – без эмоций, без цвета. Они уже стали частью этого города, впитали в себя его бетон и сталь. Мама всегда говорила, что такие места делают людей равнодушными. Я начинал верить в это. Здесь всё казалось чужим и холодным, как туман, который цеплялся за улицы и не давал разглядеть, что скрывается за фасадами.
В машине было тепло, но меня знобило. Я чувствовал, как город медленно обволакивает нас, проникает в кожу, в мысли. Он не казался гостеприимным. Он напоминал капкан, который медленно захлопывается, стоит сделать неверный шаг.
Мама свернула на узкую улицу и, не отрывая взгляда от дороги, сказала: – Здесь мы останемся надолго, Джимми.
В её голосе было что-то новое. Что-то, чего я не понимал – или не хотел понимать. Я не ответил. Просто смотрел на серое небо, слушал, как дождь барабанит по крыше, и знал, что этот город не даст нам уйти так просто.
Мама бросила на меня короткий