же он? – непроизвольно вырвалось у Вилнара. – Какой грех так давит на душу этого человека?
– Тебя что, покусал Лариэс? – пошутила Орелия. – Куда пропал невозмутимый и молчаливый телохранитель принцессы?
– Если я молчу, это не значит, что мне не интересно, – парировал северянин.
– Справедливо, – согласилась с ним Орелия. – Прости, мальчик, но тебе не следует знать истинного имени Ридгара, как и его прошлого. Есть преступления столь страшные, что о них не стоит говорить даже вслух, особенно – в месте вроде этого.
Она еще раз сверилась с направлением и, кивнув своим мыслям, уверенно зашагала вперед.
– Идем, наши товарищи нуждаются в помощи. Надеюсь, что мы успеем вовремя.
Глава 2.
Тонкий луч света, скользнувший по глазам, моментально пробудил Изегрима, и тот, прежде чему успел понять, что же случилось, уже сидел, держа в руках кинжал, с которым не расставался ни днем, ни ночью.
Бирюзовый камень моргнул, и Охотник, сфокусировав зрение, расслабился. В палатку заглянул Варг: первый и самый опытный ученик, правая рука, надежный друг. Один из трех высших посвященных, получивших Вечность из рук своего наставника.
– Учитель, – мужчина склонился в почтительном поклоне, а его изумрудно-зеленые глаза блеснули, – все готово.
Полог опустился, и Изегрим, получивший возможность немного прийти в себя после сна, не торопясь оделся, и выбрался наружу.
Лагерь, разбитый на самой опушке Леса Гарпий, кипел жизнью: воины завтракали, собирали коней в дорогу, некоторые – болтали с детьми неба, сопровождавшими изрядно поредевший отряд от самой границы.
Изегрим бросил короткий взгляд на двух девушек, замерших возле дальнего костра. Обе были подавлены и всю дорогу почти не разговаривали, что, в общем-то, и неудивительно – их наставники, скорее всего, покинули этот мир, либо же попали в очень серьезный переплет. В Интерсисе немного существ, способных навредить Орелии и Ридгару.
Охотник покачал головой – он понимал, каково это, терять человека, которого ты считаешь своим учителем и другом, а может, даже и чем-то большим. Он понимал это, а потому не беспокоил ни одну из них: ни чернокожую красавицу Алиссию, ни светловолосую Лиру.
"Пускай немного придут в себя и поверят в то, что надежда еще есть. Да, надежда – это глупое чувство, это удел слабых и убогих, но ни я, никто другой не посмеет отрицать, что многим она дает силы двигаться вперед".
Сам Изегрим знал лишь одно чувство, достойное уважения – долг. Он был неимоверно строг к окружающим, но столь же высоко Охотник спрашивал и с себя. И, несмотря на это, он никогда не осуждал тех, кому вера и надежда помогали преодолевать трудности. Как ни крути, а лишь немногим дано идти вперед, несмотря ни на что. Он сам был из таких, Корвус был из таких, Орелия с этим святошей Ридгаром – тоже.
"И вот теперь Святой вместе с Бледным дурнем, возможно, нет в живых", – мрачно подумал Изегрим, – "а мы стоим на пороге большой войны".
К таким вещам человек, прозванный в Хавланде Учителем, относился философски: раз надо воевать,