(1 миля).
8 июля. До речки Конотопи около 3 миль; здесь кормили. Отсюда в Чигрин, королевский город на реке Тясьмине, принадлежащий к корсунскому староству и подведомственный в данное время некоему Даниловичу (…).
…сентября, передал я свой отчет господам тайным советникам на руки г. Рудольфа Карадуция.
…Я и козаки были удостоены милостивой аудиенции, в присутствии тайных советников, при чем козаки поднесли е. в. два турецких знамени.
…Г. Карадуций объявил мне, что е. и. в. и гг. тайные советники остались вполне довольны моими действиями и подробным отчетом и что в скором времени последует ответ как мне, так и козакам.
…Г. Карадуций объявил мне от имени е. и в., что, хотя он и постановил всемилостивейше принять козаков в свою службу, но что переговоры относительно их жалованья и содержания они должны вести с главнокомандующим в верхней Венгрии, г. Христофом фон-Тифенбахом; потому мы должны отправиться в Вену, где можем его застать.
…После того как Е.И.В. каждому из козацких послов передал деньги на путевые расходы, сверх того каждому выдал денежные награды и заплатил за нас в гостинице, мы уселись на дунайское судно и в тот же день…»
Этими словами заканчивается сей примечательный дневник Эриха Лясоты.
Военные дела в османских пределах, лето и осень, 1595
Чем мог объяснить сам себе пан Ежи-Юрась[10] столь странное поведение как самого короля Сигизмунда, так и прочих значных панов Речи Посполитой – коронного гетмана Яна Замойского, польного гетмана Станислава Жолкевского и славного Стефана Потоцкого – великих воителей и предводителей его громокипящей эпохи? Он, униженный, обобранный, в ранах ножных, не говоря о ранах душевных, с этим поганым подпанком Хайлом на хвосте, лишенный всего, что имел – добр, уважения, имени, – дошед наконец-то до Винницы и поведав о том, что случилось в Брацлаве, винницкому каштеляну пану Стефану Стемпковскому, составив вразумительно грамоту королю о воровстве козаков Наливайко и Лободы, едва залечив раны и отмывшись от липкой грязи, которой он оброс прежде в укрывище у пана Ковальчука, а затем в узилище под своей славной ратушей, встретившись с пани Марысей и Элжабетой, узнал о том, чтобы вместо того, чтобы усмирить мятежников вооруженной рукой и набить на пали зачинщиков, король и паны Жолкевский, Замойский и Потоцкий призвали их… присоединиться к большому ополчению польской Короны противу турок.
Староста Струсь ведал от дозорцев и верных людей, что часть козаков под водительством полковника Григория Лободы оставила Брацлав и отправилась для чего-то в городок Бар. Ведал он также и о том, что с Лободой ушли как раз природные низовцы, собственно запорожцы, а в Брацлаве же осталась самая погань и рвань во главе с Павлом Наливайко, – и от того еще больше болело сердце его и маялась душа: низовые тоже были разбойниками и головорезами, как и другие русины, но жизнь на днепровских островах, в паланках и куренях, все-таки сообщала