прежде Лилечке многое было дозволено. Теперь же ей надлежит себя блюсти.
И репутацию тоже.
Во дворе было суетно. И за суетой этой с видом мрачным наблюдала дражайшая матушка. Ныне Аграфена Марьяновна была одета в платье простое, а стало быть, или на кухне обреталась, или овины с амбарами проверяла.
Все ей неймется.
– Ушли, – сказала она, Анну завидевши. И слова свои моченым яблочком закусила, а яблочко – медовою палочкой.
– Куда?
– Туда, – она указала на двор. – Через калиточку… ничего, вернется Лика, выдеру.
И так это было веско сказано, что Анна поверила: за вожжи матушка бралась редко, используя их последним способом донесения родительской мудрости. И весьма действенным, надо сказать, способом.
– Ладно, сама, но девку чего с собой потащила?
Вот тут уж Анна ощутила некоторое беспокойство. Оно, конечно, Китеж – не лес густой, но и потеряться в нем можно не хуже, чем в этом самом лесу.
– Госпожа, – свей, один из тех, которых за какой-то надобностью муж нанял, хотя ж Анна и возражала, ибо гляделись свеи дикими и уважения к ней не имели, сгорбился то ли в поклоне, то ли признавая свою вину. – Не углядел!
И уставился желтыми глазами.
– Дозволите поискать?
– Дозволяю, – важно кивнула Анна, сглатывая вязкую слюну. Под взглядом свея было… неуютно. Определенно. И чуялось, что даже если она вдруг запретит по глупости какой, то свей Анну просто не послушает.
Свей попятился.
Осклабился.
И закружился. Рука его сжимала навершие меча, а вот вторая описывала в воздухе какие-то круги. Гляделось это жутко, и кто-то из дворовых девок, впечатлившись, тихо захныкал.
Вот свей упал на одно колено, выгнулся как-то совсем уж не по-человечески да, лицом к земле припавши, замер. А потом поднялся и легким шагом направился к заднему двору. Там уже в куст заглянул. И к упомянутой матушкою калиточке.
– Сказывают, в городе неспокойно, – та продолжала грызть моченое яблочко. И было то таким крутобоким, соком налитым, что рот Анны наполнился слюною.
Захотелось вдруг яблочко отобрать.
Или велеть, чтобы другое принесли. Побольше. А еще огурцов соленых, коли остались, но всенепременно бочковых, смородиновым листом переложенных, да с чесноком. Она даже моргнула от удивления, до того желания были эти странны, несвойственны ей нынешней, отвыкшей от этакой простой снеди.
– На от, – матушка протянула недоеденное яблоко, и Анна с наслаждением впилась в бок зубами. – Идем…
– Куда?
– Туда, – она указала на терем. – Все одно тут уже ничего не сделаешь. Пошли кого к мужу, что ли?
Анна вздохнула.
И сглотнула сладковато-кислый, терпкий сок.
Послать надо бы, но…
…и вот почему Лилечке дома-то не сиделось?
– Я вот думаю, что, если Рысьевым приглашение отправить? – если с кем Анна и могла поделиться планами, так это с матушкою, ибо была та весьма разумна. И к делу устроения будущего внучки отнеслась со всею серьезностью. – И Соколовским?
– Соколовские