кожаными ремнями.
Кто-то подошёл сзади, резко развёл его ноги – острая боль обожгла задний проход.
– Расслабься, получи удовольствие, – услышал он насмешливый голос.
Стало трудно дышать, казалось, он ощутил у самого горла, как его словно проткнули колом. Чья-то вонючая ладонь заткнула рот, он уже не кричал, а рычал. Ощущал, как текут по ногам струйки крови и спермы, и с каждым толчком по телу прокатывается невыносимая волна боли и стыда.
Он услышал горячий шёпот Саммерса:
– Правда, здорово? А, Фолькленд? А сейчас будет ещё лучше!
Фрэнк ощутил внутри растерзанного тела холодный металл, пронзил чудовищный разряд тока. Он услышал свой звериный вопль и проснулся.
Он присел на кровати, тяжело дыша, пытаясь стереть дрожащей рукой испарину. Раздался стук в дверь. В спальню вошёл Роджер.
– Извините, дорогой мой, что вторгаюсь. Я проходил мимо и услышал, как вы кричали, звали на помощь. Вы плохо чувствуете себя?
– Боже, Роджер, если бы вы знали, от какого кошмара вы меня спасли.
Фрэнк прижал ладони к лицу, словно пытаясь заслониться от пережитого ужаса.
Роджер повернулся к окну, заложив руки за спину. Помолчал.
– Вам надо больше выходить на улицу. Вы слишком переутомились. Все время торчите на заводе.
– Роджер, я не хочу никуда выходить. Без вас. Боюсь встретить кого-нибудь. Вдруг меня узнают. И я вернусь в этот ад.
Он уже пришёл в себя, хотя голос звучал слабо. Откинулся на подушку, бездумно уставился в стену напротив, где висела картина в стиле абстракционизма.
– Безусловно, узнают. Узнают в вас Эдварда. Вы должны привыкнуть к этому. Я не могу все время ходить с вами, как с маленьким ребёнком. Это уже начинает выглядеть неприлично. В двух кварталах от завода есть казино-бар «Золотое руно». Эдвард любил там бывать. Просаживал много денег.
– Вы хотите, чтобы я тоже…
– Я надеюсь на ваше благоразумие. Но вы должны больше перенять привычек Эдварда. Проиграйте много денег, напейтесь, черт возьми, наконец, – он усмехнулся, заметив, с каким презрением скривился Фрэнк. – В гостиной играет живой оркестр, как вы любите, – пояснил Роджер. – Но не забудьте документы. Ваше лицо, лицо Эдварда, известно многим, но для полиции это не важно. И не забывайте – вам нельзя попадать в полицию. Это чревато и для меня.
Фрэнк видел такие клубы раньше только в кино, или на старых фотографиях. Здесь сохранялась атмосфера тридцатых-сороковых годов прошлого века – эпохи больших джазовых оркестров – биг-бэндов. Разумеется, он понимал, что не услышит ни Каунта Бейси, ни Гарри Джеймса, ни «сентиментального джентльмена джаза» Томми Дорси. Но оркестр, играющий в гостиной, умело создавая восхитительное кружево звуков, сотканное из отточенных мелодических фраз, покорял виртуозной импровизацией, и казалось, ничем не уступал в мастерстве классикам.
Здесь было почти по-домашнему уютно. И в то же время стильно. Небольшое помещение, круглые столики с белыми скатертями, стулья с изогнутыми в виде арфы спинками. Пол выложен наборным