на нее.
– Иногда, придя на кладбище, я наблюдаю, как люди ухаживают за могилами своих близких. Приносят им великолепные цветы, садятся рядом на скамеечки и заводят с ними беседы, будто те их слышат. Может, и слышат, – едва различимо прошептала она. – Тогда я начинаю думать, что мы не равны даже в смерти. Когда есть, где их проведать, то смерть воспринимается как несчастье, а когда от них нет ничего, то остается тебе одна пустота. Приходит однажды письмо, что близкий твой умер, – и на этом все, словно его и в помине не было. Ни похорон, ни розария, ни слов о воскресении души в церкви. Переодеваешься во все черное – и это единственная примета, что больше тебе его никогда не увидеть.
Одним июньским вечером Паулине пришло письмо из асьенды.
Пахло оно мелассой и солью.
Глава 5
Паулина с Мар вместе читали присланное мастером письмо, прислонив его портрет к стопке книг. Подробности из жизни Виктора Гримани приводили Паулину в смятение. Сначала ей думалось, что подвиги этого человека сводили к нулю все ее существование; в то же время ее озадачивала его прямолинейность: он выражался словами, коих они ни от кого и не слыхивали.
Виктор Гримани писал, что, когда ему исполнилось пятнадцать, его отец, не зная, как с ним быть, отправил его в Гавану. Не успев сойти на берег, он возненавидел всю островную жизнь: этот гам, эти навесы от солнца, этот шум разъезжающих по улицам кабриолеток с разодетыми кучерами, эту липкую жару, покрывавшую все тело потом, эти тропические ураганы, сметавшие все на своем пути. Сахарная лихорадка вспыхнула в нем немногим позже, после того как он побывал на заводе и узнал, каким почетом пользовались мастера сахароварения. Тогда-то он и решил превзойти в мастерстве весь остров. Для этого он нанялся на корабль юнгой и, преодолев Тихоокеанское огненное кольцо, добрался до берегов Азии. На земли Большого Китая он ступил уже в девятнадцать лет. В провинции Гуйчжоу он нашел то, что искал: плантации тростникового сахара, а вместе с ними – и мудрость Лао Ван – загадочного наставника, научившего его определять степень готовности кристалла при помощи одних только чувств. В Гавану он вернулся пять лет спустя уже другим человеком, привезя с собой полный диковинных вещиц сундук.
В Гаване я остановился в самом упадническом районе города, где не стихала торговля женщинами: черные, белые, мулатки и креолки – представительницы всех мастей выставляли себя при свете газовых ламп на входе в дома.
Именно в кафе на улочке Ла-Асера-дель-Лувр я начал распускать о себе слух как о мастере сахароварения, обучавшемся на Дальнем Востоке. Отголоски этих бесед доходили сначала до близлежащих к городу асьенд, а оттуда стали распространяться и по всему острову.
Через несколько месяцев с выгодным предложением на руках я прибыл в асьенду «Дос Эрманос» верхом на Магги – белой лошади с выразительным взглядом, которую я выкупил у кучера, довезшего меня на кабриолетке до железнодорожной станции. То была любовь с первого взгляда. Как сейчас помню: статная, со стройными ногами и блестящими