на какие-то еще более ржавые клинья к фасадной стене школы совсем рядом с нами.
Я бросил взгляд на забор вокруг школьного сада, который мне показался задачкой понадежней, но все же побежал за Стасом. Черт его знает, что он знает, подумалось мне.
Все пять этажей фасада школы мы преодолели, видимо, на старом адреналине, но когда мы потом разлеглись на неровной от вспученного рубероида горячей крыше, дрожа от нервного напряжения и осторожно вглядываясь вниз, в заполненный кустами и людьми в камуфляже школьный дворик, я вдруг понял, что больше не смогу сделать ни шага от внезапно нахлынувшей на меня смертельной усталости. Болели все мышцы, все суставы и вся моя несчастная и потому тупая голова.
Мы обреченными ленивыми тюленями лежали на самом краю еще теплой от дневного солнца крыши школы и осторожно глазели вниз, стараясь особо не отсвечивать на фоне неба для тех, кто находился внизу.
Те, кто был внизу, иногда бросали небрежные взгляды наверх, но потом большая часть этих людей в камуфляже все ж таки полезла, преследуя нас, через высокий забор – видимо, убежденная, что только последний идиот не воспользуется возможностью свалить от смертельной опасности как можно дальше.
Вариант, что последний идиот, напротив, полезет вверх по страшненькому фасаду и ржавой лестнице куда-то в неизвестность, а потом еще залезет на крышу этой самой опасности и будет там лежать, дрожа от страха и усталости, вменяемыми людьми внизу по счастью не рассматривался.
Ну, или эти вменяемые люди вообще не обратили внимания на ржавую пожарную лестницу, которая, честно говоря, больше была похожа на древний арт-объект, чем на реально функционирующий инструмент по доставке на крышу бывшей киевской школы дезертиров Восточного фронта.
Глава пятая
Этот сумасшедший день быстро заканчивался, над Киевом сгущалась темная августовская ночь. В который раз, глядя на город, я поразился странностям этой войны – некоторые районы города были абсолютно черны, там соблюдались все правила светомаскировки. Но вокруг нас также было полно районов, которые сияли ярчайшим светом рекламных экранов и уличных фонарей, а кое-где было видно даже лазерное шоу. Оттуда доносились энергичные возгласы и танцевальная музыка. Странные контрасты этой странной войны выглядели какой-то головоломкой, которую я должен был разгадать.
Наше здание освещено не было и понятно почему – раз школа использовалась как пункт передержки дезертиров и военкомат, подсвечивать ее для русских спутников и дронов было бы неразумно.
Спустя минут десять мы со Стасом услышали рев армейских грузовиков, резкие, отрывистые команды, и в надвигающемся сумраке во дворе под нами разглядели, как в школу заходят солдаты количеством не меньше сотни.
Я было здорово перепугался, толкнул Стаса локтем в бок и прошептал:
– Это что же, нас сейчас здесь будут искать военные?
Но Стас отрицательно мотнул головой:
– Смотри, они нагружены, как муравьи. Видимо, разместятся