хочешь, спустимся на поезде, – великодушно предлагает она.
– Или так, или на скорой, как скажешь.
– Признаюсь, я не ожидала, что это будет так утомительно.
Я кладу руку ей на плечо:
– И правда, это, наверное, нелегко в твоем возрасте.
Она делает вид, будто обиделась:
– Смотри, ты меня догоняешь, тебе тоже скоро сороковник!
– И не говори. Я рассчитываю на тебя, возьми надо мной шефство. Должен же кто-то помочь мне выбрать подгузники и кашки.
Она смеется:
– Язва!
– Вот видишь, ты уже соскакиваешь с катушек.
12:45
Старушка мстит, она ускорила шаг.
13:00
– Хочешь, сделаем еще привал? – предлагает Эмма. – Я взяла с собой бутерброды.
Мы устраиваемся в тени под елью, и я должна признать, что панорама отсюда симпатичнее, чем вид из моей кухни. Страна Басков пестреет всеми оттенками зеленого, там и сям плывут облака, в нескольких метрах от нас пасутся не такие уж и дикие коровки. Что поражает больше всего, так это тишина. Кроме шагов туристов и позвякивания колокольчиков на шеях коров, ни звука. Только когда больше не слышишь шума, замечаешь, что он все время есть. Даже гул в моей голове приглушается.
Эмма протягивает мне бутерброд.
– Местная ветчина, – объявляет она.
– Я по-прежнему вегетарианка.
– Шучу! Я приготовила для тебя с рокфором и орехами.
Ненавижу рокфор. Я вообще ненавижу острые сыры, но рокфор особенно. Я знаю, что вкус ему придает плесень, и от одного этого меня может вывернуть. Она, наверное, забыла. Однако, тронутая ее жестом, я кусаю бутерброд (стараясь прихватить побольше хлеба) и делаю вид, что мне очень вкусно.
13:23
Я ищу повод идти дальше, с тех пор как проглотила единственный кусок бутерброда, который смогла в себя запихнуть. Эмма решила, что мне не нравится, я возразила, что съеденная перед уходом слойка с шоколадом перебила мне аппетит. Она закрывает рюкзак и закидывает его на спину:
– Знаешь, что сказала бы Мима?
– Что твои идеи дерьмо.
– Перестань, я уверена, что ты специально настраиваешься на негатив, а на самом деле тебе очень нравится это восхождение.
– Ты видишь меня насквозь, – отвечаю я мрачно. – Так что же сказала бы Мима?
– Что после еды физическая активность противопоказана.
Я смотрю на нее, не решаясь поверить услышанному, а она довершает свою мысль:
– И потом, слишком жарко для подобных глупостей.
Я готова броситься ей на шею, но чувство вины удерживает меня.
– Эмма, я с ног валюсь, но ты меня знаешь: я всегда преувеличиваю. Не хочу, чтобы ты обделяла себя ради меня.
Она уверяет меня, что все в порядке, я уверяю ее, что я готова, она настаивает, она вполне может обойтись, я настаиваю, я вполне могу дойти, все становится с ног на голову, и, когда я почти готова умолять ее подняться на эту проклятую вершину, побеждает опять она, и мы поворачиваем назад.