моей сестры на другую, – я хочу преподнести самой прекрасной девушке на свете. Леди Кирии Санлис.
Ольрун ахнула, Стелла приоткрыла рот от удивления. Мачеха ничем не выказала недовольства, но сидела неподвижно, как статуя в саду. Отец смущенно кашлянул в кулак, зачем-то посмотрев сначала на Ольрун, потом на Стеллу, и вполголоса сказал:
– А где Кирия?
Я очнулась, только когда леди Лин схватила меня за плечи и встряхнула, что-то вереща прямо в ухо. Я не понимала ни слова из того, что она говорила, как будто мою способность думать отсекли колдовским мечом. Медленно, как во сне, я поднялась со скамьи, и рыцарь, заметив, куда были устремлены взгляды всех зрителей, повернул голову в мою сторону.
Брови его чуть дрогнули, но потом лицо окаменело, и улыбка пропала, словно стертая чьей-то властной рукой. Прошло несколько секунд, прежде чем он направил коня к нам, и я услышала отца:
– Вот и Кирия, – сказал он с преувеличенным удивлением. – Зачем только она туда забралась, скажите на милость?
– Отсюда лучше видно, отец, – сказала я. – Прошу простить меня за самовольство.
Я говорила, а сама не могла оторвать взгляда от золотого венца, горевшего на солнце. И такое же солнце – обжигающее, радостное – зажглось в моем сердце.
Венец покачивался на древке копья, подплывая все ближе, и это казалось чудом. Краем глаза я заметила, как закусила платочек леди Рюген, и сразу почувствовала себя королевой. А что? Чем я хуже Ольрун и Стеллы? Почему бы не признать первой красавицей меня? Тем более, что первый рыцарь турнира решил, что я – его судьба и предлагал мне руку и сердце.
И ведь он даже разузнал, кто я, хотя вчера и имени не спросил. Значит, чудеса случаются на свете. Вот именно так – приехал неведомый принц из далекой страны, победил всех рыцарей на турнире и захотел в жены меня. Меня – незаконнорожденную, нелюбимую королевскую дочь, бесприданницу, девицу в потрепанных туфлях.
Все смотрели на меня, и это было… восхитительно. Я не удержалась и скосила глаза на королевскую ложу – один вид ошарашенных сестер и мачехи, бледной, как смерть, доставил мне огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Я честно попыталась вспомнить о добродетели всепрощения, но солнце так ликующе играло на золотых пластинах венца – что я послала в тартарары все мысли о прощении.
Это был мой триумф, и надо наслаждаться им, а не переживать по поводу посрамленных красавиц-сестер.
Золотой венец покачивался совсем рядом, я сняла его с древка копья и надела на голову. Зрители взорвались приветственными криками, а я сделала в сторону рыцаря полупоклон, в полной мере ощущая тяжесть золота – теперь так же, как и Стелла, я не могла наклонить голову, и вынуждена была держаться очень прямо.
Фанфары трижды протрубили в мою честь, а отец хлопал в ладоши с таким рвением, будто я и в самом деле была его любимой дочерью.
– А сейчас награда и для вас, сэр Эдейл! – воскликнул он, когда восторги немного поутихли. – Просите! Любое желание!
Мачеха бросила на него быстрый взгляд,