Прах имени его. Вазир ибн Акиф

туманной твердыни огромные бутоны красного мака, десятки, сотни, тысячи, а из их дурманящей красоты рождалось пламя – сначала алое, как снотворная кровь этих цветов, потом – рыжее, как умирающая трель заката, и наконец – белоснежное, как пена у морского берега. Челюсти голодного пламени смыкались над знакомыми бежевыми домами, терзали гавани, ползли к великолепному холму, где мрамор храмов чернел до угольного безмолвия; пламя окружало и его, Фалазара, – и вот он уже чувствовал, как, легкий, невесомый, срывается с места и вливается в эту симфонию грядущего, в хор разрушений, что разросся из алых маков забвения, пустил цепкие корни в сознание, в будущее.