чтобы спасти любовь и брак, надо развестись. Мы вырастили тебя, и каждый пошел своей дорогой, пока не поздно. Она влюблена в жизнь, а к жизни ревновать глупо.
– Никогда не мог ее понять и вряд ли смогу простить, – сказал он, отвинчивая крышку у бутылки с ромом.
– Простить за что? Тебе было почти восемнадцать, – возмутился я.
– Я не о себе, – он взял апельсиновый салат. – Как ты мог ее отпустить?
– Элементарно. Закрыл глаза и разжал руки, – показал я.
– Па, я серьезно. Она же была с тобой счастлива, – проговорил он, не отрывая взгляд от льющегося в стакан рома.
– Ключевое слово «была». Была счастлива со мной, а потом захотела быть просто счастливой, и она имела на это полное право. Я не стал мешать. Почему ты поднял эту тему сейчас? – спросил я.
– Из-за открытки, глупой открытки, Па. Она могла позвонить. Открытки – это ненормально. Ты и тут найдешь ей оправдание? – напирал он.
– Это обида. Ты влез в мою шкуру и все-таки говоришь о себе. Вылезай, ради бога, она тебе не по размеру. Разве я похож на человека, который горазд принести себя в жертву? Похож на того, кто отпускает любимую женщину и тут же сворачивается на полу, чтобы, сопя, состариться в уголочке? – сурово ответил я и сам себе поверил.
– Па… – отпрянул Пашка.
– Не папкай. Когда я говорил, что мы с мамой были вместе, пока растили тебя, это не значит, что мы замуровали себя в доме и не могли разбежаться, когда захотим. Могли. Еще как. Но нам нравилось жить вместе и с тобой. Мы были счастливы, и трудно было определить, где начинается один из нас и заканчивается другой. Это и называется семья. Женись, тогда и поговорим, теоретик. Ты вырос, но мы не перестали любить тебя как ребенка. Со взрослыми тоже случается подобное. Мы перерастаем отношения, но не перестаем любить, разлетаемся, но сохраняем душевное родство. Как-то так, Паш.
– Иллюзорное родство, – подметил он.
– Допустим, – хмыкнул я. – Но я рад, что у нее хватило смелости продолжить жизнь так, как ей хочется, в одночасье обрубив концы и отчалив от всего привычного. Я восхищаюсь.
– А как по мне, так она тебя кинула и сбежала. Повода для восторга не нахожу.
Я резко встал.
– Подожди, сейчас вернусь, – сказал я и пошел вглубь дома.
Во всех приличных домах семейные фотографии стоят на каминной полке. Мой дом не был приличным в этом отношении. Каминная полка пустовала. Фотографии хранились где-то наверху, в кабинете или в спальне. Я примерно представлял где. Терпеть не мог придурошных фоторамочек, выставленных напоказ в напоминание о том, как здорово было когда-то. К тому же они притягивают пыль и любопытные взгляды случайных людей, приходящих в дом явно не для знакомства с моей вышколенной биографией. Быстрым шагом поднялся в кабинет и пробежался по книжным шкафам, сунулся в комод и в нижнем ящике среди рукописей отыскал старый фотоальбом. Выдернул первую попавшуюся фотку