я принял его позу, скрестил руки и закинул ногу на ногу. Мы сидели напротив, как отражение друг друга.
– В этот раз будет иначе, – гордо заявил Пашка.
– Свежо предание. Ей-богу, почему ты не можешь работать без сверхусилий и сверхценных идей? Ты не похож на романтика. Прости, но я не вижу пользы для людей в твоих проектах вроде «Дудочки для крыс» в торговых центрах. Это чистой воды манипуляция, от нее выигрывают только торговые компании и банки, выдающие кредиты, – я сделал ход.
– Не только, и я не подорожник, чтоб быть полезным, – парировал Пашка. – Па, я необих, я изучаю поведение людей. И моя работа заключается в том, чтобы прогнозировать его, контролировать и незаметно им управлять. В этом я преуспел. Если бы нырнул в психологию, как Ма хотела, то заблудился в человеке на всю жизнь, потому что сознание – это лабиринт, а подсознание – лабиринт в лабиринте. Даже психиатрия, претендующая на точность карт головного мозга, – не наука, а богословие. Там бы я был полезным, с вашей точки зрения? – он сделал акцент на слове там.
– Сомневаюсь, – я плеснул себе рому.
– И правильно делаешь. Меня привлекали только толпа и поведение человека в толпе. Поэтому я пошел в нейромаркетинг и подался в технологи, будь они неладны. Здесь все заточено на механику мотив – стимул – реакция. Это научная магия. Да, сначала я очаровался силой. Казалось, мы подчинили природу и можем вертеть людьми как захотим, а потом испугался, что заиграюсь и замараю руки кровью. Уговаривал себя, что в любой момент выйду из игры, ведь таких, как я, тьма, и не я, так другой возьмет заказ. Потом взял последний, провел в Думу чемпиона, который двух слов связать не мог. Помнишь то чудо тупее паровоза, что веслами махал быстрее всех в стране? – я кивнул. – Очень важное качество в политике, но за него отвалили, а мне нужны были деньги на проект. Знаешь, я могу заставить весь город прыгать на одной ноге и кидать в проезжающий грузовик деньги. Меня не посадят, никто ничего не докажет. Мы шаманы, иллюзионисты, мы вне закона и работаем на тех, кто сами себе закон. Это круто и гадко, Па, – он сжал губы и умолк, налил до краев и выпил залпом. – Хватит фокусов. Мне скоро двадцать пять, и я до фига понял: и то, что сам себе не принадлежу, и то, что используют меня, и то, что мир – фальшивка. Все врут. Неважно, по какую сторону стоять, лжецов или обманутых, потому что каждый в итоге обманывает до кучи и самого себя. Чуешь, что мне остается? Уйти в утиль или создать последнюю иллюзию, которую не сможет разрушить никто. Надеюсь, после люди будут счастливы, а мои коллеги-долбоящеры останутся не у дел. Я тоже, но мне пофиг.
– Мне казалось, тебе нравится твоя работа, ты азартен и любишь побеждать, – сказал я.
– Любил, но победа победе рознь, – он опустил голову, и волосы закрыли его лицо. – Пусть я был наймитом и выполнял заказы – чем мне успокоить совесть? Тем, что я вышколенный киллер с М200, а не маньяк из переулка?
– Выходит, все-таки совесть… Любопытно. Людей пожалел? – спросил я.
– Чего