все дело в том, что сейчас мне нужно было соврать. Я ведь совсем не хотела уходить.
– Я должна…
Тесак переместился в мгновение ока – возник у меня за спиной, положил руки мне на бедра, согрел теплым дыханием плечо. Запечатлел на коже долгий поцелуй, а затем снова исчез, с шипением и тихим смехом, бросив меня обнаженной посреди комнаты.
Волк стащил полотенце, не оставив мне иного выбора, кроме как надеть платье.
Плеснула вода, и мысль о том, как он водит по телу мылом, стирая мои следы, заставила меня замереть перед столом.
– Тронешь платье – и я раздеру его когтями так, что оно упадет с тебя клочьями.
Я изумленно обернулась в сторону купальной. Самого Тесака я, разумеется, разглядеть не могла, но была свято уверена, что на его лице расплывается самодовольная ухмылка.
– Мне больше нечего надеть, чудовище. Белье ты порвал, а потом оно куда-то благополучно подевалось.
– Тогда лучше полезай в постель, – раздался довольный голос волка.
– Ты что, возбуждаешься, когда командуешь?
Впрочем, то, что он командир одного из королевских легионов, само по себе должно было на это намекнуть.
В ответ на вопрос донесся громкий, пусть и, к сожалению, слишком короткий смех. Однако от этого звука у меня потеплело в груди.
– Просто напоминаю, что ты сама этого хочешь, раз уж тебе все еще нужна небольшая помощь, чтобы решиться.
Волк был прав. И это одновременно приводило меня в бешенство и казалось нелепым. И все же, когда я протянула руку к платью, зная, что могу схватить его и переместиться в укромную часть леса возле башен, чтобы там одеться, я замешкалась.
Я колебалась достаточно долго, чтобы все внутри меня заледенело, и когда мои веки сомкнулись, то, что меня ждало, просочилось в мысли.
Цветик, нам нужно поговорить.
Я знала.
Уже много дней я знала: что-то не так. Рорн, сопровождавший переброску большого количества солдат, вернулся еще более встревоженным, чем обычно. Мне сообщили, что путешествие прошло успешно, практически без стычек, если не считать стаи диких гончих.
Но эта недельная история с перемещением отрядов для защиты от очередной волны прорывающихся через границу смертных обернулась трагедией.
Я была уверена, что не переживу, если узнаю, что именно произошло, и поэтому избегала разговоров. Я сторонилась Рорна изо дня в день с тех пор, как, увидев, что я встречаю его на другом берегу реки, он вдруг напрягся. Скованные льдом голубые глаза не улыбались, не смотрели на меня с привычным облегчением, которого я так ждала, когда он возвращался домой.
В них не было ничего, в чем я нуждалась и что я обожала. Лишь то, чего я не желала знать.
Попытки избежать разговора ни к чему не привели. В конце концов вина стала для Рорна слишком тяжелой ношей. Ему нужно было от нее избавиться, и он загнал меня в угол.
Решил уничтожить, чтобы облегчить душу.
И вот я стояла там, принимая каждое его слово как удар в грудь, коими они для меня и являлись. Рорн не понимал,