глупость! – возмутилась Джоконда. – Я прекрасно помню правила приличия. Это вы, мсье, должно быть, слишком долго были лишены женского общества. Все зависит от того, откуда выходит дама. Транспортное средство первым покидает кавалер, чтобы подать даме руку.
– Выйди, Йерве из Асседо, и подай дамам руку, – потребовал Фриденсрайх.
Йерве не стал спорить, послушался.
Джоконда недовольно фыркнула, подобрала испачканные юбки и вылезла из повозки в ночь.
Зита не отважилась взглянуть на Фриденсрайха. Когда загораются субботние свечи, женщины отводят глаза.
Зита вышла в степь. Горячий ветер ласкал лицо. На запятках повозки, привалившись друг к другу, дремали два лакея и одна кухарка. Полная луна серебрила пыльную дорогу, истребив из Асседо все краски, кроме монохромных.
– Помоги мне, юноша, – попросил Фриденсрайх беззвучно, но Йерве услышал, ибо слух его обострялся с каждой пройденной лигой.
Йерве обхватил своего отца поперек талии и подставил плечо.
«Проклятие, – подумал Фриденсрайх в который раз, – лучше бы я умер».
И Йерве услышал. Так, словно слышал не в первый раз, а в стотысячный, за все утраченные годы.
Сердце его облилось кровью. Он готов был простить Фриденсрайху все: даже шестнадцать безымянных лет, даже пятна, в которые превратились лица, даже гибель маленького Александра. Суббота играет в странные игры с сердцами людскими: смягчает обиды, истребляет злые помыслы, восстанавливает мир и равновесие.
Впрочем, брошенные дети всегда заведомо готовы все простить своим отцам, даже в пятницу. И уж конечно, в воскресенье. Ведь в ином случае, они могут снова их лишиться.
Совершенно непереносимо потерять того, кого у тебя никогда не было. Намного хуже, чем потерять того, кто всегда был твоим.
– Благодарю тебя, Йерве из Асседо, – пробормотал Фриденсрайх, привалившись спиной к стенке повозки и переведя дух. – Тащи сюда бутылку вина и стакан.
Йерве снова полез в повозку, и достал из короба глиняный стакан и бутылку бессарабского молодого.
– Лей до краев, – приказал отец.
И Йерве налил.
– Поставьте стакан на правую ладонь, сударь, – прошептала Зита, а может быть, то был южный ветер, морской прибой, лунные струны, сама память.
– Что следует произносить? – спросил Фриденсрайх.
– Я плохо помню… – унес ветер голос.
– Есть вещи, которые забыть невозможно. Вспоминайте скорее, Зита.
– И были завершены земля, небо и все их воинство.
– И были завершены земля, небо и все их воинство, – повторил Фриденсрайх.
– И закончил Бог на седьмой день Свой труд, которым занимался.
– И закончил Бог на седьмой день Свой труд, которым занимался, – подхватил Фрид.
– И в седьмой день отдыхал от всего Своего труда, которым занимался.
– И в седьмой день отдыхал от всего Своего труда, которым занимался.
– И благословил