Марк Константинович много вспоминал о нем и хотел даже писать. Он ходил на все гастроли, которые имели тогда место в Иркутске114.
Благодаря отцу Марк был очевидцем и современником многих театральных событий в старом Иркутске. Возможно, он даже помнил открытие нового (каменного) здания городского театра 30 августа 1897 г., в котором позднее не раз бывал с родителями или друзьями. Во всяком случае, в августе 1927 г., когда Иркутск отмечал 30-летний юбилей городского театра, Азадовский вошел в состав Юбилейной комиссии, представляя в ней (вместе с И. Г. Гольдбергом) литературную общественность города115.
Написать о знакомом ему с детства иркутском театре М. К., к сожалению, не успел. Однако весной 1950 г. он набросал все же несколько страниц, из которых могла бы сложиться целая статья. К нему обратился известный впоследствии скрипач, композитор, музыкальный критик и мемуарист М. Э. Гольдштейн (1917–1989; Гамбург). Он сообщал Азадовскому 25 марта 1950 г.:
В настоящее время я собираю материал о музыкальной жизни Иркутска. Меня очень интересует творческая деятельность известного в свое время русского скрипача (первой половины 19 ст<олетия>) А. М. Редрова116. Собираю также материалы о виолончелисте А. Ф. Вербове117 и др<угих> музыкантах» (60–12; 1).
По поводу Редрова и Вербова М. К. отвечал:
О первом ничего не знаю, второго помню, но знаком не был. Неоднократно слышал его выступления в концертах и благотворительных вечерах. Как мне кажется, с ним был дружен Илья Сац во время своего пребывания в Иркутске118 <…> О Вербове коротко упоминает в своих «Воспоминаниях» И. И. Попов, бывший редактор иркутской газеты «Восточное обозрение». Полагаю, что есть еще немало лиц, которые могут помнить Вербова и, быть может, знать его биографию.
Называя себя «зрителем и частым посетителем спектаклей» в старом Иркутске, М. К. щедро делится со своим корреспондентом воспоминаниями о театрально-оперной жизни родного города в дореволюционный период; поражает при этом количество имен и названий, которые смогла сохранить его память:
Мальчиком и юношей я слышал таких певцов, как Камионский, Шевелев, Друзякина, Картавина, Куза, Мейчик и мн<огих> др<угих>. В течение двух сезонов служил в Иркутске Брагин, пел Томарс – позже известный педагог, Саянов – прекрасный лирический тенор, иркутский «Собинов», рано угасший в чахотке; Мейчик выступала в Иркутске с исполнением роли Демона, но это не имело успеха. Помню еще баса Дракули, тенора Кастаньяна, сопрано Брун119 – всех не упомнить.
Был очень разнообразен и богат репертуар. Это был период, когда еще не сошел со сцены целиком старый репертуар и уже пробивался новый. Мы слышали все основные оперы Верди, Гуно, Бизе, Сен-Санса, Мейербера (вплоть до «Африканки»120), русских композиторов, в том числе такие оперы, как «Нерон», «Купец Калашников», «Маккавеи» Рубинштейна, «Черевички» Чайковского, «Садко» и «Снегурочка» и пр. Еще были в репертуаре «Марта»121, «Фра-Дьяволо»122. Однажды была поставлена одна опера Вагнера («Тангейзер»).