соратников или недругов.
Интерес к «пушкинской плеяде» возник у М. К. в 1910‑е гг., чему способствовало опять-таки знакомство с Б. Л. Модзалевским и посещение Венгеровского семинария. Этот интерес углубился в 1919–1921 гг. – в аудиториях, университетских коридорах и библиотеке Томского университета, где М. К. слушал лекции Ю. Н. Верховского и вел с ним беседы. Закономерно, что, занявшись в начале 1930‑х гг. фольклоризмом Пушкина, М. К. быстро «приходит» к Языкову, чье имя, как сказано в его вступительной статье к изданию 1934 г., «с полным правом может быть названо, наряду с именем Петра Киреевского, как одного из зачинателей и ревностнейших пропагандистов идеи собирания и издания народного творчества»321.
Работа над Языковым началась, по всей вероятности, в 1931 г. – вскоре после завершения «Русской сказки». Тесно сотрудничая с редакцией «Academia», М. К. заключает с издательством договор на составление тома стихотворений Языкова, вступительную статью и комментарий. Издание предполагалось для серии «Русская литература», которую возглавлял Л. Б. Каменев.
Соглашаясь на эту работу, М. К. безусловно знал, что берет на себя нелегкую задачу. Ему предстояло внимательно изучить богатейшее языковское собрание в Рукописном отделе Пушкинского Дома. Другим «вызовом», стимулирующим желание М. К. взяться за Языкова, можно считать недостаточную в то время известность этого поэта. Несмотря на ряд изданий и отдельных публикаций языковских стихов и писем в XIX и начале ХХ в., представление о нем, его жизни, взглядах и литературной позиции было весьма расплывчатым. «Среди поэтов пушкинского окружения Языков является наименее исследованным и изученным» – с этой фразы начинается историографический обзор М. К.322, решившегося заполнить этот ощутимый пробел в истории русской литературы.
Подписав издательский договор, М. К. с головой погружается в работу. «…Сейчас гоню изо всех сил Языкова, – сообщает он 5 марта 1932 г. М. П. Алексееву. – Academia представила мне ультиматум: представить все к 1 апрелю <так!>, иначе – разрыв сношений. Пишу, делаю – получается прескверно и преотвратительно». Работа продолжалась, но результаты ее по-прежнему не удовлетворяли М. К. В письме (ему же) от 26 июня 1932 г. он иронизирует:
Языков мой подвигается со скоростью того замечательного животного, которое обгоняло Ахилла. Впрочем, у моей статьи об Языкове и вообще у всей книги есть и другое сходство с Ахиллесом – обилие уязвимых пят, можно даже сказать: сплошная пята. Право, не кокетничаю! Позорная вещь будет – и Ваш друг и приятель С. М. Брейтбург (он же Б. Семенов)323 уничтожит меня. Это теперь сон метье324 (см. «Марксистское искусствознание» за нынешний год325).
В течение полутора лет М. К. изучает языковские материалы в архиве Пушкинского Дома (фонд семьи Языковых), знакомится с осуществленными ранее (впрочем, немногочисленными) публикациями стихов Языкова, изыскивает свидетельства о поэте в других архивах и консультируется с коллегами326. Так, в марте 1931 г. он обменивается информацией об Языкове с Н. О. Лернером