но ничего нового.
Его охватил холод, не связанный с воздухом архива. Это не сбой. Это было вмешательство. «Газ» – они могли стереть не только память в голове, но и следы в машинах. Он сжал телефон так, что костяшки побелели. Если они видят даже это, то как далеко их власть? И как близко они сейчас?
– Ты бы сказал, что я параноик, – пробормотал он, и Дима в его воображении закатил глаза.
– А ты не параноик? – хмыкнул тот. – Телефон глючит, а ты уже видишь шпионов за каждым углом.
– Может, они и есть, – ответил Михаил, и голос его стал твёрже. – Может, они всегда были.
Он шагнул к выходу, но остановился, услышав слабый звук – жужжание, едва различимое, как дыхание насекомого. Оно доносилось из глубины архива, где он оставил коробку. Михаил обернулся, вглядываясь в тени. Ничего. Только гул серверов и его собственное сердце, бьющееся в рёбрах. Но он знал: это не тишина. Это ожидание. Кто-то – или что-то – следило, и письмо в его кармане было теперь не просто находкой, а грузом, который он нёс на свой страх и риск.
Михаил так и стоял у выхода из архива, не решаясь шагнуть за порог. Коридор перед ним тянулся длинной белой лентой, пустой и безжизненной, как шрам на теле земли. Свет здесь был резким, почти болезненным, выжигающим тени, но не тепло – он казался искусственным, словно создан не для того, чтобы освещать, а чтобы обнажать. Михаил сжал телефон в руке, всё ещё глядя на пустую галерею, где должен был быть снимок чертежа. Исчезновение файла было не просто сбоем – это был знак, предупреждение, вырезанное невидимым ножом. «Газ» видел всё. Даже его мысли, казалось, были под их взглядом.
Он сунул телефон в карман и прислонился к стене, чувствуя, как холод бетона проникает в спину. Письмо лежало в другом кармане, прижатое к телу, как тайный пульс. Михаил закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти прочитанные строки. «Газ – их оружие, память – твоя сила». Слова звучали в голове, но теперь к ним примешивался вопрос: а что, если сила эта – иллюзия? Что, если память, которую он так жаждет вернуть, уже не принадлежит ему? Он вспомнил, как Дима однажды, сидя на подоконнике их комнаты, бросил с лёгкой насмешкой:
– Знаешь, Миш, мы как книги, которые кто-то переписывает. Только без нашего ведома.
– Тогда я вырву страницы, – ответил Михаил, глядя в окно, где серое небо сливалось с серыми стенами кампуса.
– А если их уже вырвали? – Дима прищурился, и в его голосе мелькнула тень чего-то серьёзного.
Михаил открыл глаза. Если Дима прав, если их действительно переписывают, то письмо – это не просто послание. Это доказательство, что кто-то сопротивлялся. «К.В.» – человек, чья рука не дрогнула, оставляя эти слова, чья воля пробилась сквозь газовую завесу. Но кто он? Или она? И почему именно теперь, в 2125 году, это письмо нашёл он, Михаил Беспамятный, чьё имя само по себе звучало как насмешка судьбы?
Он провёл рукой по лицу, стирая капли пота, выступившие на лбу, несмотря на холод. Мысли путались, но одна пробивалась яснее других: он не может оставить это