страх, острый и чистый, как лезвие. Что, если он ошибся? Что, если память, за которую он цепляется, – это иллюзия, а правда давно стёрта?
Михаил повернулся и пошёл к лестнице, каждый шаг отдавался в нём, как удар колокола. Фигура осталась позади, неподвижная, но её взгляд – или то, что от него осталось – провожал его. Он поднимался по ступеням, чувствуя, как письмо в кармане становится тяжелее с каждым движением. Сомнение не ушло, но теперь оно было спутником, а не врагом. Он будет сомневаться, бояться, но идти вперёд.
Коридор остался позади, но эхо его шагов всё ещё звучало – не только его, но и тех, кто следовал за ним. И где-то в глубине архива тень шевельнулась, отмечая его уход.
Глава 2. Первая тревога
Михаил вышел из коридора в главный зал кампуса, и шум его оглушил – не резкий, а монотонный, как гудение улья, где каждая пчела забыла свою роль. Студенты двигались потоками, их голоса сливались в низкий гул, лишённый смысла. Он стоял у лестницы, сжимая перила, пока пальцы не побелели, и смотрел на эту толпу – знакомую, но чужую. Свет лился через высокие окна, отражаясь от стальных стен, но не согревал. Это был мир 2125 года: чистый, упорядоченный, выглаженный до бесчеловечной гладкости. И теперь, с письмом в кармане, Михаил видел в нём трещины.
Он спустился вниз, стараясь слиться с толпой, но каждый шаг казался ему громче, чем должен быть. Письмо лежало у сердца, как тайный груз, и он чувствовал его вес – не физический, а давящий на разум. Вчера он был просто студентом, копающимся в архивах ради скучного проекта. Сегодня он был кем-то другим – кем-то, кто знал больше, чем позволено. И это знание было острым, как нож, способный как спасти, так и ранить.
– Ты выглядишь, будто призрака увидел, – голос Димы вырвал его из мыслей. Настоящий Дима, не воображаемый, стоял рядом, прислонившись к колонне. Его растрёпанные волосы торчали во все стороны, а ухмылка была такой же кривой, как всегда. В руках он держал планшет, на экране которого мелькали строчки кода – его вечное занятие.
– Может, и увидел, – ответил Михаил, пытаясь улыбнуться, но губы дрогнули. Он хотел рассказать – о письме, о тени, о дроне, – но слова застряли в горле.
– Опять твои архивные сказки? – Дима прищурился, но в глазах его мелькнула тревога. – Ты вчера весь вечер молчал, как рыба. Что там нашёл? Пыль или сокровища?
Михаил открыл рот, но замялся. Дима был его другом – единственным, кто понимал его тягу к вопросам, которые никто не задавал. Но что, если правда опасна? Что, если «Газ» уже следит? Он вспомнил фигуру в коридоре – чёрную, неподвижную, с маской вместо лица – и почувствовал, как холод пробежал по спине.
– Ничего особенного, – соврал он, опуская взгляд. – Просто старые схемы.
– Схемы? – Дима хмыкнул, но не отстал. – Ты врёшь, Миш. У тебя лицо, как у человека, который спрятал бомбу.
Михаил сглотнул. Дима был прав – он всегда видел его насквозь. Но бомба была не в его руках, а в его голове, и она тикала, отсчитывая время до того, как «Газ» найдёт его. Он оглянулся, ища глазами